Андрей никогда не видел столько белых мышек в одном месте. Они терли себе носики, сгорбившись в уголке широкого вольера, бегали по построенным для них лабиринтам. И… принимали лекарства. А потом умирали. Но прежде у них появлялись опухоли размером с их маленькую головку, выкатывались глаза, они тряслись в агонии, лишались шерсти и истекали кровью от язв. А потом отец приносил других мышек, здоровых, совсем еще крохотных с пуховой шерстью и мучения начинались заново.
Его папа, благородный и справедливый человек превратился в глазах Андрея в жестокого убийцу. Андрей не мог этого вынести. Когда отец отвлекся он снял крышку с вольера и перевернул его набок. Миски с едой и водой посыпались на пол. Мышки побежали по столу, потом вниз по ножкам и затем по полу. Отец и его коллеги бросились их ловить.
Позже всех мышек отловили и заново поместили в вольер. Их ждала смерть.
— Ты убиваешь их, — облитый слезами говорил Андрей.
— Да, я убиваю их каждый день. Я делаю это чтобы спасать жизнь людям.
— Они не виноваты, — процедил Андрей.
— Другого способа нет.
— Я ненавижу тебя.
— Ты имеешь на это право.
— Ты и дедушку убил.
— Дедушка попал в аварию…
— Если бы ты не ругался с ним, он бы жил рядом с нами.
— Ты плохо его знаешь.
— Нет. Это ты плохо его знаешь. Ты не хотел его знать.
— Я любил его.
— Врешь, — рыдал Андрей. — Ты не любил.
— Когда — нибудь я расскажу тебе нашу историю. Пока ты не готов.
Отец погладил Андрея по взъерошенным волосам. Андрей отскочил.
— Лучше бы умер ты, чем он.
Андрей так и не узнал историю взаимоотношений отца с дедом. Отец умер через несколько месяцев. Его взрослого и здорового мужчину поразил инсульт.
Звуки, мелодия, песня. Голос Наки…
— Андрей-сан, ты слышишь?
Молчанов моргнул глазом. Нака обняла его и расплакалась.
— Ёкатта! Андрей — сан, я думала потеряла тебя.
Горло першило, хотелось кашлять. Руки и ноги не шевелились. Молчанов понял, что пристегнут к столу, на котором еще недавно лежала Нака.
Девушка гладила его по голове и причитала на японском и английском.
— Я знала, ты сильный. Я пела тебе песни, как ты мне, помнишь? Они помогли тебе.
— Что случилось? — спросил он.
Голос его был совсем охрипшим, неузнаваемым.
— Мы вовремя тебя вытащили. Ты живой. Я так счастлива.
— Командир Стивенсон! Где он?
Нака закусила губу, ее взгляд потупился. Молчанов схватил ее за плечи.
— Что с ним?!
Она поежилась в его руках. Ей было больно.
— Он слишком долго провел за бортом, — она снова разревелась. — Мы не смогли.
— Мне нужно его увидеть, — Молчанов сорвал с себя ремни.
— Тебе нужно отдыхать, — взмолилась Нака.
Молчанов вспорхнул со стола. В глазах все еще мелькали отголоски сверкающих звездочек. Мысли, еще мгновение назад расколотые, сложились в одну четкую осязаемую точку.
— Командир, — она запнулась. — Иван, запретил к нему приближаться.
— Где его тело?!
— Оно радиоактивно.
— Где?! — заорал Молчанов, приблизившись к ней вплотную.
Нака слепила глаза от ужаса. Молчанова выворачивало наизнанку от ненависти и злобы. На какой — то миг ему захотелось ударить ее.
— Его нельзя было оставлять, — дрожащим голосом проговорила она.
Молчанов рванул по направлению к шлюзовому модулю. Голова все еще кружилась, его тошнило и будь у него в желудке хоть что — нибудь, оно бы оказалось снаружи.
Доктор Пател находился у терминала шлюзовой камеры. Звуковой сигнал предупредил об открытии внешнего люка. Увидев мчащегося Молчанова, доктор Пател показал руками крестом.
— Нельзя! Черт бы тебя побрал! — заорал Пател, когда Молчанов потянулся к терминалу.
Они сцепились. Ослабленный Молчанов не смог оказать сопротивление и был прижат доктором к стене.
Наружный шлюз открылся. Тело Скотта Стивенсона, завернутое в белую ткань, поплыло в темноту, словно по волнам невидимого океана.
Молчанов заплакал. Доктор Пател ослабил хватку и обнял его.
— Все кончено.
Молчанов оттолкнул его.
— Ничего не кончено!
Доктор Пател смотрел на него в полной растерянности. Молчанов направился в главный модуль. По дороге он оторвал ручку одного из поручней.
Покровский находился внутри. Не говоря ни слова, Молчанов двигался к новому командиру с занесенной стальной дубинкой от плеча. Когда он приблизился, Покровский вытащил командирский пистолет и навел на Молчанова.
— Брось, — скомандовал Покровский.
— Я знаю, это сделал ты! Ублюдок! — заорал Молчанов.
— Успокойся и остынь. Это приказ.
От напряжения у Молчанова сочилась кровь из порезов на лице. Должно быть он поранился, когда в темноте добирался до капсулы.
— Клянусь я не оставлю это так. Я все расскажу. Убийца!
Покровский выглядел твердым, как скала. Невыносимая уверенность сочилась из него и подогревала ненависть Молчанова.
— Я здесь не причем. Опусти это.
— Ты уже убивал. Десять лет назад, командир Джон Тест. Чем он не угодил тебе? А Скотт?
— Скотт Стивенсон покончил с собой, придурок ты несчастный, — сказал Покровский.
— Меня ты больше не обманешь.
Молчанов приблизился к нему. Представил, как бьет Покровского по лицу, кровь фонтаном брызг вылетает из распотрошенной раны вместе с осколками зубов. Молчанов жаждал увидеть эту картину.