Космос Пушкина " России первая любовь…"

своей уютной квартиры на пятом этаже, на главной улице Томска после исчезновения папы.

Мы живем теперь на окраине города, в деревянном доме, на квартире у скупого и

строгого хозяина.

Но зато тут, рядом с нашими окнами, в палисаднике цветут флоксы, крупные садовые

ромашки, золотые шары.

Протяни руку из окна и потрогаешь куст георгина или сирени. Во дворе – раздольный

травяной мир, можно сказать – джунгли, где блуждают в жаркий день дети, собаки и кошки,

99

валяются, играют, греются на солнышке.

Девчонки расстилают на траве тряпки и старые

одеяла, играют в дочки-матери.

В гости захаживает знакомая собака Амка. – Там русский дух, там Русью пахнет!

Я читаю книжки – и днём, и вечером, быстро, с азартом. В доме было много книг, но

теперь мама сдаёт их в букинистический магазин – на что-то надо жить…

Чаще всего я читаю книги сама. Но сегодня сказку Пушкина мне читает тётя Соня,

нараспев, с чувством, с толком. Иногда она перебивает себя, замечая, как трудно живётся детям,

когда у них нет папы или мамы. «Но всё же встречаются добрые люди, которые будут друзьями».

А я негодую на Чернавку, которая бросает царевне отравленное яблоко, – «соку спелого

полно, так свежо и так душисто, так румяно-золотисто, будто мёдом налилось! Видны семечки

насквозь».

Слушаю и думаю в то же время, что это яблочко не может быть уж таким ядовитым. Ведь

оно похоже на те круглые красивые яблоки, которые когда-то привез с Украины в подарок папе

его студент Николай Прищепа, который приходил к нам в гости:

А за добро, тепло и ласку

Прищепа нас благодарил

И не рассказанную сказку

Он нам в тот вечер подарил:

Три крупных яблока медовых

У нас лежали на столе –

Дары от берега Днипрова

Сибирской матушке земле.

(«Предвестие», 1992 г., поэма «Репортаж с планеты Душа»)

Нет, царевна не умрет навсегда. Это невозможно! Пробуждение красавицы в хрустальном

гробу – это по-божески.

Это справедливое вознаграждение за страдания царевича Елисея. Это первая маленькая

победа на большом празднике и на ярмарке жизни.

Победа добра над злом НЕИЗБЕЖНА!

***

Между прочим…Семнадцать потомков Александра Сергеевича Пушкина репрессировано

в годы тоталитарного режима в двадцатом веке. – Запись в дневнике (по радиопрограмме) –

ноябрь 1998 года…

***

Но военное детство продолжается. А Пушкин всегда спасает нас от тоски и одиночества.

Хмурый зимний вечер 1941 года. Глубокий тыл. Дом погрузился в темноту… На улице

метель, окна заледенели. В доме тишина.

Буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя,

То, как зверь, она завоет,

То заплачет, как дитя,

То по кровле обветшалой

Вдруг соломой зашуршит,

То как путник запоздалый

К нам в окошко застучит.

Сердце разрывает тоска одиночества. – Буря мглою небо кроет… Мы все дома: мама,

брат, тетя Соня.

Мы никого не ждём. Но кто-то стучится в дверь.

И впрямь – путник запоздалый. Кто же это может быть? А вдруг!?... Мама, я, брат, тётя

Соня, – все идем к двери, открываем…

Я удивляюсь, увидев маленькую красивую женщину, почти девочку, которая говорит о

каких-то выборах, принесла взрослым листки-приглашения.

Это скучно, и не хочется слушать.

Но она протягивает и мне с улыбкой книжки – в подарок. Это книжка о покорителе

Севера Фритьофе Нансене и «Станционный смотритель» Александра Сергеевича Пушкина!

100

…Впервые мне, пожалуй, пришлось серьёзно болеть чужой болью, страдая за неудачи и

трудности полярного путешественника, бояться за его жизнь, торопить мгновения спасения,

почти теряя сознание от нетерпения помочь, спасти, обогреть…

И впервые в восьмилетнем возрасте я прочитала грустную пушкинскую историю

маленького человека России. Боже мой! Какой тоской переполнялось детское сердце за судьбу

бедного, старого, обиженного станционного смотрителя Самсона Вырина!

Кто помнит о нём сегодня? И кто из детей сегодня способен плакать над неудавшейся

жизнью какого-то старика из прошлого века?

Сколько бурь пронеслось над планетой с тех пор! Сколько кровавых жертв поглотил

жадный до войн двадцатый век!

И всё же, всё же…Кто читал Пушкина в детстве, тот не растратил нежную детскость

сердца, способность сопереживать, сочувствовать, забывать хотя бы на время о своём горе,

погружаясь в чужое.

Пушкин спасал наших бойцов на войне своей верой в бессмертие. Томик Пушкина

ограждал идущего в атаку солдата, как молитвенник.

Об этом впервые рассказал нам участник Великой Отечественной войны Иван

Васильевич Савельев, на чьей квартире мы остановились, когда поехали отдыхать семьёй на юг, в

Сочи. Это было в начале 70-х годов 20-го века.