Космос во мне

Время перестало для меня существовать. Из пятен и острых линий сознания я выстроил белую сферу и жил в ней, стараясь не откликаться на призывы собственного тела. Лишь раз я поддался жажде и выпил воды с пола, которой меня огрели. Но вскоре пожалел о том, что решил двигаться. Ведь пришло понимание, если не шевелиться, боль уходит, отпуская сознание в замкнутую оболочку белого. Там я мог мечтать и создавать что — то, рисуя картинки будто на белом листе бумаги. Там я думал о доме, мечтал о Земле, как о радужной сказке. Вспоминал теплые объятия мамы…

Мысль о том, что мне уготована мучительная смерть, отчасти забавляла. Ведь все самое мучительное казалось мне уже прошедшим. А смерть избавит меня от тлеющих ран и сожалений о сделанном…

Белый свет ворвался в сознание внезапно. Меня вновь посетили. На этот раз не стали избивать.

— Почему не доложили? — Раздалось строгое. Надо же, я еще различал слова, но они были будто за глухой стеной.

— Мы думали это обычный преступник!

— Неделя в карцере без воды и еды?! Проще было пристрелить!

— Но как же…

— Служить легко, думать не надо! Особая метка вам ни о чем?! Вы бездари, молитесь, чтобы мы успели привести его в порядок до прибытия принцессы!

— А если это не он?

— Тогда нам всем крышка, за триста пятьдесят парсек принцессу еще никто не гонял…

***

Медкапсулы не всегда творят чудеса. Они не поправляют состояние души. С иронией я вспоминал, как когда — то пытался вылечить ее.

A теперь меня, пребывающего на грани, латали и пичкали всевозможными препаратами. Вот только я не понимал зачем?! Чтобы представить перед очередной циничной сукой?

И я предстал. Закованным в цепи, обнаженным и жалким рабом с ошейником на шее. Меня привели в ее огромную каюту, веющую пестротой и комфортом, будто она не на боевом крейсере, а во дворце у себя сидит.

Я знал, что мне уготована смерть. Смирился с ней уже давно. Какой бы мучительной она не стала, все равно это закончится облегчением. Мне лишь хотелось принять ее достойно, чтобы эта мерзкая сука не радовалась слишком сильно.

Белый свет щедро освещал ее красочный блестящий силуэт в обществе двух черных фигур, наверняка заслуженных рыцарей и лучших воинов первого круга.

Это была она. Филисия собственной персоной. Прямые волосы белого цвета, которые она может одной лишь силой мысли поменять на другой, сделать кудрявыми или какими — либо еще. Но она всегда предпочитала фрейлин, любила, когда над ней хлопотали расторопные, пугливые курочки. Зеленые глаза с выразительностью от россыпи длинных черных ресниц и прочих женских хитростей смотрели прямо на меня. Бешено, даже ошалело. Хмурый лоб морщился, добавляя этому видимого гнева. Нос у нее раньше был толще, наверное, решила поправить нано — пластикой. На удивление стало намного лучше. Правда с пухлостью губ несколько переборщила. На белом лице розовые уста смотрелись, как возбужденные половые губы девственницы.

Тонкая шейка, усыпанная украшениями с бриллиантами, переходила в пышную грудь с откровенным декольте до самого живота. Да еще таком, что большая часть груди была обнажена и демонстрировала свою устойчивую форму и упругость. Казалось, еще бы немного распрямит плечи, и вырвутся ореолы. Какие они у нее теперь я даже не могу представить. Дальше тонкая талия, широкие бедра, что хорошо подчеркивались обтягивающей тканью платья, которое давало пышности лишь в самом — самом низу. Филисия любила подметать своими платьями все, где она шла. Порой, площади нижних частей платьев достигали десятков квадратных метров.

Первое впечатление я проглотил мгновенно. Демон в образе ангела сейчас выглядел никак не на тридцать с мелочью. Мне показалось, что теперь она даже моложе, чем тогда, когда я впервые увидел ее. Тогда… когда впервые получил в ответ заинтересованный взгляд семнадцатилетней капризной и будто бы неприступной особы, за упавший волосок которой император готов был отрезать яйца первому попавшемуся гвардейцу. Пусть это даже заслуженный рыцарь.

— Что встали? Ближе его, — бросила Филисия, пребывая в явном раздражении.

Подхватили под руки и поволокли ближе, ибо ноги мои были согнуты в коленях и скованны. Шесть гвардейцев, что сопровождали меня, источали трепет и волнение перед внучкой самого императора.

Подтащили, сами опустились на колено. Повеяло ее ароматами, сводящими рецепторы с ума. Мерзкими и приторными.

— Это он, ваше величество, — произнес один из сопровождающих с едва скрываемым трепетом в голосе. — Ошейник настроен на вас, стоит только пожелать…

— Знаю, — фыркнула принцесса, перебив, и сделала ко мне шаг.

Я так и не понял, что она имела в виду. Знает, что это я, или про нано — ошейник в курсе?

Женщина стала рассматривать меня с хмурым, несколько брезгливым выражением, нависнув сверху, как черная туча. Я не стал опускать глаз, выказывая покорность. Посмотрел в ответ, подняв голову и чувствуя твердь ошейника. Даже слепящий свет не помешал мне это сделать. Я не боялся Филисии, как ни странно это звучит после бегства длинною в пятнадцать лет.