Космос во мне

Про рабский ошейник мне тоже было известно. Стоит ей подумать, и меня парализует. Или придет боль той степени, какой пожелает госпожа, вплоть до невыносимой. Я даже могу обделаться, если она этого захочет. Мое сердце тоже может остановиться лишь по велению ее мысли. И даже зная все это, я смотрел на нее с вызовом.

Принцесса вдруг злорадно улыбнулась.

— Жалкое создание, — прошипела она. — В кого ты превратился, Габриэль? В ничтожного раба. И как тебе теперь живется? А?

Я промолчал, сдержав этот удар.

— Отвечай принцессе, раб, — прошипел один из охранявших ее рыцарь.

Я усмехнулся. Кончай уже со мной. Разве ты не этого хотела?

— Старая добрая плеть выбьет из него всю спесь, — продолжил рыцарь. — Позвольте проучить?

— Нет, — бросила Филисия, продолжая пялиться на свою добычу.

Теперь она рассматривала меня полностью, насколько возможно в моем положении что — то рассмотреть.

— Долго же ты бегал, — усмехнулась принцесса и отступила. В ее выражении лица промелькнула ирония.

Рыцари расслабились.

— Вряд ли кто — то из вас, зеленоротых идиотов, знает, кто это такой, — выдала Филисия, обращаясь к своим телохранителям. — А я отвечу. Это сам сэр Габриэль Риннидейл, мой верный подданный и гвардеец самого доверенного круга. Один из лучших рыцарей империи со времен правления моего деда. Храбрец и сердцеед, каких еще поискать.

Принцесса вернулась к дивану и плюхнулась на него, сотрясая сиськами, как та еще проститутка. Посмотрела куда — то в сторону с мечтательным выражением. Затем вдруг звонко рассмеялась, глядя на мой жалкий вид.

И тут — то до меня дошло. Мое униженное положение доставляет ей удовольствие. Чтобы отомстить, убивать и не требуется, достаточно унизить и растоплять. Но она не учла одного. Мне плевать на все, что связанно с ней. Пусть я буду рабом, которого водят на поводке среди бывших соратников, пусть я буду корчиться от боли в присутствии дам, с которыми когда — то флиртовал. Все это безвкусная пустота. Ничто, если души нет. Нечего уже ранить и терзать.

— Габриэль? — Брякнула с задором. — Ты хотя бы скучал по мне? Думал, вспоминал?

— Отвечай принцессе, — буркнул неуверенно рыцарь.

— Заткнись, Филипп, — бросила принцесса. — Не хочет, пусть не отвечает. О! Совсем забыла, надо бы наградить охотника и гвардейца. Шустрая оказалась девка, далеко пойдет. Ах, Габриэль, твое сердце разбито? Вижу по глазам, что разбито на мелкие — мелкие осколки. Ну и славно.

Ехидное выражение лица сменилось гневным.

— Перебесишься в камере! — Прошипела и рявкнула тут же. — Филлип!

— Да, ваше величество! — Встрепенулся рыцарь, как покорный слуга. Откуда она их понабрала?! Слизни какие — то. Как бы не были накачены нано и перекачены, все равно мужского просто нет. Они не понимают, что так никогда не смогут завоевать ее сердце…

— Верни его в камеру. Пусть посидит, подумает до прибытия в столицу.

***

Камера — не карцер. Обычная каюта с минимальными удобствами. Дверь охраняли, еду приносили. Что б так не жить? До столицы точно не помру. А там распнут или посадят на кол забавы ради. Осматривал помещение в поисках острых предметов, дабы самоубиться, ничего путного не нашел. Камеру наблюдения заметил только за прочным решетчатым заслоном. Показал средний палец, реакции никакой.

To, что я пережил встречу с Филисией, меня несколько взбодрило. Но это не значило, что мне виделось какое — то будущее, это не значило, что я его хотел. Ведь прежнее не перестало терзать меня, как не убеждал себя вновь и вновь, что души больше нет. Ее не будет лишь, когда я умру. Как не убивался, все равно не отпускало.

Время шло, измерялось приносимой периодически едой. Я беспечно пребывал в камере, ожидая своей участи и чувствуя, как крейсер то разгоняется, то замедляется, то прыгает в гипер — пространство. Кажется, флот принцессы возвращался в столицу после долгого блуждания по галактике.

Тем временем тупая безликая ненависть к Алене, к гвардейцу Миранде, или как там ее… прошла, как и недоумение от случившегося. Я стал искать конкретные причины и оправдания ее предательства, не желая мириться с тем, что она могла быть подлой, злой, чужой. Как бы ни ненавидел ее, все равно мысли о ней были пропитаны теплотой. Все напоминало Аленку, ту нежную, чувственную, родную. Я не верил, что это могло быть игрой… Мысли о ней, будто прослойкой шли в параллель с любыми другими. О чем бы ни думал, в этот же момент думал о моем ангеле, с которым вместе испытали столько эмоций.

Мне хотелось оправдать ее. И первое, что приходило на ум: она узнала, что я гвардеец. Узнала еще до Эланы, поэтому и решила подать сигналы стервятникам. Я стал перебирать конкретные события, которые могли выдать в ней истинные намерения. Перебирал в памяти наше пребывание на промышленной планете. Ее взгляд… ее слова. Как она смотрела на шрам… Тот разговор в баре на Элане, те не совсем ясные вопросы. Быть может все дело в родителях? Могла ли она считать, что я виновник в их смерти? А что если она знала намного больше, чем я? Что если мой бред, мои кошмары, порождающие его, выдали во мне некое чудовище?