– Думала, сможешь сбежать, да, маленькая шлюшка?
Сзади. Он шел за ее спиной, а Си Пи лежал на земле. Крови Мэтти не видела, но это ничего не значило. Даже если бы Си Пи истекал кровью, она бы стояла рядом, не в силах пошевелиться, помочь ему или обернуться, не в силах встретиться лицом к лицу с призраком по имени Уильям.
– Я вчера нашел эти вещи. Знал, что вы за ними вернетесь. Думал раньше вас поймать, но решил подождать здесь. Тебе меня не перехитрить, мышка Мэтти.
Думай. Шевелись. Беги.
(
От него все равно не уйти. Побежишь – застрелит, останешься на месте – забьет кулаками, найдет способ утащить тебя обратно в хижину, туда, куда ты уже не думала возвращаться.
Его шаги приближались
Беги, Саманта!
Она повернулась к нему лицом и ахнула.
Уильям стоял почти в метре от нее, но как ему удавалось держаться на ногах и идти, она не представляла.
Зверь разодрал когтями всю его правую ногу – длинные глубокие царапины тянулись от бедра к колену. Кровь свернулась, но вся штанина – или то, что от нее осталось, – покрылась коркой засохшей крови. Куртка тоже была порвана у плеча и частично на груди; кровавые раны виднелись под разодранными клочками одежды.
«
Но самыми страшными были не раны на теле. Зверь ударил когтистой лапой по его лицу и рассек всю правую сторону от линии роста волос до челюсти. Глаз заплыл и почернел от запекшейся крови.
С такими ранами Уильям должен был умереть или, по крайней мере, лежать, не в силах пошевелиться. Нормального человека такие раны парализовали бы. Но он не был нормальным человеком.
И он готов был на все – на все что угодно, – лишь бы снова ее поймать. Мужчина готов был полумертвым бродить по лесу ночью. Мэтти это знала. Он считал ее своей собственностью и не собирался ее отпускать.
– Разукрасил он меня на славу, да, мышка Мэтти? – сказал Уильям и улыбнулся. Улыбка эта была страшной: зубы в крови, лицо, изуродованное следами когтей. – И ты заставила меня побегать. Но ты разве не знала, чем все кончится? Бог сделал тебя моей женой, а жена должна во всем подчиняться мужу. Ты ослушалась воли Божьей и воли своего мужа, вот Бог и привел меня к тебе. Он знает, где твое место, даже если ты сама этого не знаешь.
– Я тебе не жена, – ответила она и попятилась, поднимая руки, чтобы отразить атаку.
Почему она не взяла с собой оружие, ведь в хижине его было предостаточно – хоть нож, хоть топор? Почему поверила, что Уильям сгинул и уже не вернется? Он никогда ее не оставит. Всегда будет преследовать ее, если она попытается сбежать.
– Ты – моя жена. Ты жила со мной с того самого дня, как стала женщиной.
– Нет, – ответила Мэтти, и голос ее прозвучал увереннее, чем в прошлый раз. – Ты меня похитил. Убил мою мать. Мы не были женаты. Все было только на словах. Ты внушил мне, что я тебе принадлежу, внушил, что, если попытаюсь уйти, меня непременно тебе вернут. Ты избивал меня, морил голодом и заставил поверить, будто все, что я знала, вся моя прежняя жизнь была сном, что всего этого не существовало на самом деле.
– Я делал это для твоего же блага, Марта, – сказал Уильям, и от его голоса повеяло холодом зимы.
Еще вчера этот холод пробрал бы ее до мозга костей, заставил склонить голову и подчиниться. Но теперь она обрела неуязвимость. Женщина поняла, что Уильям имел над ней власть лишь потому, что она в это верила.
– Меня зовут не Марта, – проговорила она.
Его брови сдвинулись, а левый – здоровый – глаз почернел от ярости, но голос по-прежнему был холодным, невозмутимым и колючим, как лед.
– Тебя зовут Марта, и ты моя жена. – Он словно думал, что, если произнесет это вслух, это станет правдой и она опять ему поверит.
– Меня зовут не Марта, – повторила она. – И я тебе не принадлежу.
Она попятилась и шагнула на тропу, идущую вдоль утеса. Увидела, что стоит очень близко к обрыву и если сделает еще один шаг, ступит в пропасть.