— Он такое сказал? — Нел посмотрела на меня широкими глазами.
— Рассказывал мне о людях, которые сползаются, как червяки, на вершине холма, — объяснил я, — молятся и воют на луну. О младенцах с перерезанным горлом.
— Господи, прости нас. — Она склонилась к плащу, сложенному на ее черной докторской сумке. — Ну, да, я знаю, откуда это идет. В прошлом году там нашли младенца. Мертворожденного. Всего одного младенца. Такое случается. И, разумеется, с древних времен люди поклоняются луне и солнцу, если это можно назвать поклонением. Обычно это не более чем суеверные мольбы, порожденные нищетой и отчаянием. Но никаких кровавых ритуалов, доктор Джон. Больше никаких. Клянусь.
— Не считая, — возразил я, — вчерашнего случая в аббатстве?
Гроза бушевала теперь точно слепой великан, бредущий на ощупь по главной улице города. Нел сильно дрожала.
— Это не то. Знаете… — Она накинула плащ на плечи. — То, что случилось с вашим слугой… Да, это, несомненно, ужасно, тем более что он был замечательным человеком. Но все эти разговоры о черной магии, жертвоприношениях…
— Говорят, для призвания дьявола нет более подходящего места, чем руины святыни.
— Ради Бога, доктор Джон, мы бы знали! Говорю вам, если бы у нас были такие люди, мы бы знали о них.
— Мы?
— Здесь у нас есть такие, — она перевела взгляд на окно, — которые знали бы.
— Но мировой судья не из их числа, — заметил я.
В ответ Нел сжала крепкие кулаки.
— Послушайте, — сказал я. — Уверен, что вы непричастны к убийству. И вся эта охота на вас — просто безумие…
— Нет, не безумие, — возразила она неожиданно яростно. — Вы не слушали меня? Это заговор. Файк распространяет лживые слухи — весь этот смрад — лишь затем, чтобы скрыть что-то еще более страшное. Он изображает себя богоносцем в борьбе с силами Сатаны, но загляните ему в душу — вот где скрывается истинное зло. Клянусь вам.
Я не понимал ее.
— Нел, мы живем в просвещенное время. Сравнительно просвещенное. То, что произошло с вашей матерью, больше не повторится. Сожжение, даже повешение, за ересь и колдовство должны отменить. Теперь такая политика. Королева хорошо помнит, с каким размахом применялись казни в прошлые времена. Она не желает идти этим темным путем, и ее монаршая воля возвещается по всему королевству.
Снова ударил гром. Нел раскрыла глаза, и я заметил в них слезы. Сердце сжалось в моей груди.
— Мы поможем вам! — обещал я, срывая от отчаяния голос. — Я изучал право…
Нел посмотрела на меня сквозь пелену слез. В ее взгляде не было презрения, но я не увидел в них и веры. И кто бы стал осуждать ее? Мне хотелось сказать ей, что мой друг один из самых влиятельных людей в королевстве — по крайней мере, гипотетически. Что в наших возможностях получить поддержку высочайших кругов.
Хотя было ли это правдой? Я подумал о Роберте Дадли и его сильных подозрениях относительно мотивов сэра Вильяма Сесила.
И затем — самое худшее — я вспомнил о хирургических ножах с пятнами запекшейся крови. Казалось, сама судьба склонилась на сторону заговорщиков. Я сомневался, что Нел Борроу, которая больше суток не виделась со своим отцом, знала об окровавленных ножах, и решил, что ни к чему говорить ей о них.
— Вы сказали, вам здесь приготовили комнату, — сказал я. — На ночь.
— Если она мне понадобится. Но если меня тут найдут, Ковдрею придется туго. Не хочу доставлять ему неудобств.
Она поднялась. Я хотел закричать ей: «Останься тут, и пусть неудобства достанутся мне!» — но промолчал. Не осмелился даже встать, боясь, что подол поношенной сорочки не послужит надежным прикрытием моего низменного желания.
Нел начала завязывать плащ на шее.
— Наверное, будет лучше, если я уйду.
— Куда вы пойдете? За домом вашего отца будут следить.
— Джоан Тирр приютит меня. Ее дом — лачуга, но это лучше, чем подземелье.
— Уже поздно. Она наверняка легла спать.
— О нет, — улыбнулась Элеонора. — Не сегодня, доктор Джон. Только не в бурю. Джоан будет теперь стоять у порога и наблюдать за вершиной дьявольского холма… вдруг появятся эльфийский король и его псы.
— Дикая охота?
Я вспомнил, как отец пугал меня страшными историями о псах Аннуна, когда я был ребенком. Говорят, будто эльфийский король со сворой белых красноухих собак мчится в бурю, собирая заблудшие души.
— Джоан всегда надеялась, — сказала Нел, — что когда-нибудь в грозовую ночь король заберет ее в свои чертоги и сделает своей земной невестой.
Нел рассмеялась, обнажив кривоватые зубы, словно доказательство веры в собственные силы. Потом накинула на голову капюшон.
— Не уходите, — попросил я.
Она повела бровью.
— Останьтесь, — повторил я.
Нел подняла глаза к потолку. Губы дрогнули в полной сожаления полуулыбке.
— Со стороны Ковдрея было очень любезно предложить мне ночлег, но я не останусь. Комната на чердаке…
— Наверняка холодная и сырая. И тем не менее…
— И самая беспокойная. Так говорили путники и пилигримы. По ночам хлопают двери, хотя ветра нет. Или рыдает ребенок. Скрипят столы, будто кто-то ходит по ним, хотя вокруг ни души.
— Привидение?
— Так говорят.