Кости холмов. Империя серебра

На минуту мир, казалось, замер. Конрад Тюрингский прочел про себя молитву, внутренне приготовился и принес покаяние. Он в последний раз поцеловал свой перстень с частицей святой реликвии. Пришпоривая коня, он вынул меч – и, словно по этому сигналу, взмыла туча стрел, воющих, словно волки. Монголы галопом устремились на тонкую изломанную цепь отступающих солдат, и началась кровавая потеха.

Возвратившись в Венгрию, Байдар с Илугеем застали Субудаевы тумены за отдыхом. Лица всех воинов светились победным торжеством, а возвращение своих они встретили барабанным боем и ревом рогов. В стане Субудая было известно, какую лепту внес Байдар в общую победу, и в расположенном на берегу Дуная стане его чествовали как героя.

Несколько дней, как водится, ушло на неспешное, тщательное разграбление и разорение Буды и Пешта, благо города эти были богатые, бери что душе угодно. Байдар из любопытства проехался по полусожженным улицам, где раскаленные стены строений лопались, превращаясь в каменные завалы. Король Бела хоть и спасся бегством, но его войско разгромлено наголову, а потери не поддаются счету. Субудай послал специальных учетчиков, которые привезли мешки с отрезанными ушами. Говорят, убитыми насчитали тысяч шестьдесят, если не больше. Дальше на запад в заведенном порядке уже отправились разведчики, ну а пока на лето тумены могли сделать в великом походе перерыв: восстановить силы, вдоволь наесться жирного мяса, запивая его захваченным на здешних виноградниках вином.

К Гуюку и Мунке Субудай отрядил гонцов. Фланговые броски можно было закончить и снова собраться воедино, чтобы затем сообща продолжить победный рывок к морю.

Бату сам смотрел, как отъезжают нарочные, а потому удивился, когда вскоре один из его людей доставил весть, что два тумена уже близятся с юга. Для того чтобы приказ орлока достиг братьев, еще рановато. Странно. Бату позвал Байдара, и они вместе выехали из стана встречать героев.

Стяги Гуюкова тумена они заметили одними из первых. Бату рассмеялся и пришпорил лошадь, устремляясь галопом через травянистый дол. Столько историй им предстояло рассказать, столько всего вспомнить на совместных пирушках – просто дух захватывает! Поначалу ни он, ни Байдар не обратили внимания на то, что лица подъехавших воинов мрачны. Духа веселья и радости в туменах Гуюка и Мунке почему-то не было. Особенно мрачным выглядел Гуюк: Бату его таким и не видел.

– В чем дело, брат? – спросил он. Улыбка сошла с его лица.

Гуюк повернул голову, и стало видно, что глаза у него красные, а веки набрякли.

– Хан умер, – ответил сын Угэдэя.

– Твой отец? – изумленно переспросил Бату. – Но как? Он же еще такой молодой…

Гуюк посмотрел исподлобья, а затем выдавил:

– Сердце. Мне нужно к Субудаю.

Бату с Байдаром поехали рядом. Байдар всю дорогу был бледен и задумчив. Своего отца он знал лучше других и теперь боялся, что бок о бок с ним скачут не родичи и друзья, а уже, может статься, враги.

Глава 33

Все вместе они въехали в Буду и по разоренным улицам направились к королевскому дворцу, где расположился Субудай. Командиры минганов должны были позаботиться о размещении и пропитании вновь прибывших. Четверо темников спешились у главных ворот. Мимо караульных они прошли без остановки. Телохранители орлока посмотрели на них лишь мельком и предпочли осторожность буквальному следованию приказу.

Сейчас Гуюк шествовал чуть впереди остальных, а Бату шагал за его правым плечом. Субудай находился в пустой танцевальной зале. Сюда притащили огромный трапезный стол, на котором сейчас была расстелена карта и лежали какие-то бумаги. Орлок увлеченно беседовал с Джебе, Чулгатаем и Илугеем. Военачальники вдумчивыми кивками сопровождали движения Субудая: орлок клал монеты в те места, где, видимо, должны на местности располагаться тумены. Бату окинул сцену беглым взглядом и про себя улыбнулся. Вот она, встреча молодости и старости, и впервые Бату мог уверенно предсказать ее исход.

Субудай поднял глаза на четверых военачальников, с гулким эхом идущих по залу. Заметив суровое выражение их лиц, он нахмурился и сделал от стола шаг в их сторону.

– Я вас еще не вызывал. – По обыкновению, Субудай смотрел на Бату, но, когда голос неожиданно подал ханов сын, Субудай удивленно перевел взгляд на Гуюка.

– Орлок, – сказал Гуюк. – Отец мой мертв.

Субудай прикрыл глаза и стоял какое-то время с окаменевшим лицом. Затем он кивнул, медленно и молча.

– Прошу садиться, – сказал он после паузы.

Непререкаемость авторитета орлока сидела во всех так глубоко, что четверо военачальников как по команде выдвинули из-за стола стулья. Один лишь Бату намеренно не спешил, желая удержать тот напор, с каким они сюда явились. И снова первым заговорил Субудай.

– Это было… сердце? – задал он вопрос.

Гуюк вздохнул:

– Так ты знал? Да, сердце.

– Я присутствовал, когда он говорил об этом своему брату Чагатаю, – ответил Субудай и посмотрел на Байдара, к которому сейчас обернулся и Гуюк.

– Я ничего не знал, – холодно сказал Байдар.