Костя в средней школе

Игорь Иванович попросил его снять наушники. Тот сделал вид, что не слышит. Тогда Игорь Иванович аккуратно снял с уха один из них и повторил просьбу. Даня спустил их на шею и посмотрел на Игоря Ивановича так, что я бы на месте того отошёл подальше.

— С наушниками всё понятно, а от чего образовались «очки», как думаете? — задал вопрос Игорь Иванович.

— Не знаю, — ответил Даня.

Маруся подняла руку.

— Правильно, Маруся, — сказал Игорь Иванович, не дав ей ответить (он частенько так шутил), — от слова «очи». Давайте вспомним другие примеры, когда слово образовано от части тела.

— Подлокотник, — громко сказал Матвей.

— Наколенник! — не отстал я.

— Ошейник! — включился Венька.

— Намордник! — крикнул Сенька.

— Поджопник, — сказал Даня.

— Правильно, — похвалил Игорь Иванович, — а кто знает, от какой части тела образовано слово «наперсник»?

— Перст! Перст! — догадались мы все подряд.

— Нет, — сказал Игорь Иванович, — «наперсник» это не вам не «напёрсток», он пишется без буквы «т», так как образован от старославянского «перси», а по на-нашему «грудь». Оно является калькой с аналогичного греческого слова. А что оно означает и почему?

Мы примолкли. Все, конечно, помнили «наперсников разврата» из стихотворения «На смерть поэта», но кто эти нехорошие люди, представляли смутно. Даня снова надел наушники, и до конца урока приглушённое тыц-тыц раздавалось на весь класс. Игорь Иванович тяжело вздохнул.

Да и наш пыл подугас. На переменах Даня выходил из школы, чтобы покурить, и поэтому часто опаздывал на уроки. Клещики — единственные, кто посмел к нему обратиться, но сразу же об этом пожалели. Да, по сравнению с Даней братцы представлялись сущими милашками. Маруся, несмотря на мои возражения, набралась смелости и предложила ему помощь с русским языком, но, к счастью, он её просто проигнорировал. А если бы послал, как Клещиков, то мне пришлось бы вмешаться, а я этого совсем не жаждал.

Атмосфера в классе стала тяжёлой. О каком-таком последнем шансе толковал Игорь Иванович? К нам пришёл очевидно неисправимый элемент. Без шансов. И мы ожидали, что учитель скоро сам это поймёт и признает.

В тот знаменательный день я проснулся с дурным предчувствием. И сразу же связал его с новеньким. «Но что он может мне сделать? Обматерить, толкнуть?.. Так я не поведусь — пожалею несчастного и всё. Осталось немного потерпеть, и его выгонят из школы», — успокаивал я себя. Предчувствие поблёкло, но не исчезло.

Даня явился под конец первого урока, Игорь Иванович его не пустил. Потом он своими наушниками чуть не довёл Галину Петровну до нервного срыва или сердечного приступа. Она отправила его к директору. Мы уже обрадовались, что избавленье совсем близко. На перемене после биологии мы с Марусей стояли в коридоре и спорили на тему исправимости, причём она убеждала меня, что человек может исправиться в любой момент, если только захочет. А я утверждал, что захотеть способен не всякий и, соответственно, не всякий исправим. В этот момент вернувшийся от директора Даня задел Марусю рюкзаком, причём нарочно, так как никакой толкучки рядом не было.

— Эй, — крикнул я, и он, к сожалению, обернулся. — Извиниться не хочешь?

— Не хочу, — ответил Даня. Я заметил в его глазах непривычный огонёк вместо обычной угрюмой отрешённости. Этот огонёк не сулил мне ничего хорошего.

— А стоило бы, — сказал я тише.

— Может, ты попросишь?

— Уже попросил.

— Значит, плохо попросил.

Я демонстративно засучил рукава. Маруся попыталась встать между нами, но я её пододвинул.

— Кость, ты чего? — перепугалась она.

— Я с тобой здесь драться не буду, — сказал Даня.

— Почему? — спросил я.

— Потому что девка твоя заверещит, и нас слишком быстро растащат, — объяснил Даня.

— Тогда где? — не отступил я.

Маруся потянула меня за локоть.

— Я знаю место, потом скажу, — сказал Даня, развернулся и пошёл в класс.

— Договорились! — крикнул я вслед.

— Ты с ума сошёл? — напустилась на меня Маруся. — Не смей с ним драться!

— Почему?

— Он ненормальный. Ты что, не видишь? Он убить может.

— Не преувеличивай.

— У него, может, ножик в ботинке, — продолжала Маруся. — Он, наверное, каждый день дерётся, нос вон как у борцов, а ты когда последний раз дрался?

— Я самбо занимался, — сообщил я, не уточняя, что это были три месяца в третьем классе. — Кто-то должен дать ему отпор.

— Не должен. Это учителя должны понять, что ему не место в обычной школе.

— Ладно, Марусь, разберусь как-нибудь.

Но Маруся вцепилась в меня мёртвой хваткой:

— Если ты мне сейчас же не пообещаешь, что не будешь с ним драться, я иду всё рассказывать Игорю Ивановичу. Или, лучше, твоей маме позвоню.

— Ты зря так, — сказал я угрожающе.

— Ты меня вынуждаешь.

— Хорошо, я обещаю, что не буду лезть в драку, но, если он сам начнёт, я отвечу.

— И ты не будешь с ним встречаться не пойми где, — недоверчиво добавила Маруся.

— Не пойми где — не буду, — усмехнулся я.

— Честное слово?

— Честное слово.

Но ей и этого не хватило.

— Проводишь меня после школы? — попросила она, слегка покраснев.

— Тогда уж ты меня! — рассмеялся я.

И Маруся, улыбнувшись, наконец отпустила.