Костяной склеп

Я направилась к Баталье через центральный холл, в это время необычно пустынный, как в городе призраков. В кабинете моего шефа находились три его заместителя. Они составляли план на ближайшие дни, уже понимая, что над всеми нами нависла опасность едва ли не военного положения, а значит, вести уголовное судопроизводство в обычном режиме нельзя. Впятером мы просидели над планом почти два часа, отрезанные от города, если не считать нескольких звонков по мобильной связи, какое-то время еще соединявшей нас с внешним миром.

Когда я около часу дня вернулась в свой кабинет, улицы, по которым после падения двух башен спасались толпы людей, теперь зловеще притихли и опустели. На углах лежали перевернутые передвижные лотки продавцов кофе и хот-догов, брошенные своими хозяевами, на городских парковках длинными рядами стояли пустые автомобили, многие из которых принадлежали сотрудникам правоохранительных ведомств, умчавшимся в эпицентр катастрофы. В воздухе кружились обрывки бумаги и хлопья пепла.

Я глянула в окно и испытала щемящую боль, не видя знаменитых башен, которые прежде загораживали горизонт. Так бывает у людей после ампутации конечности. Говорят, будто утерянная рука или нога вечно напоминает о себе, порождая фантомные боли. И мы будем ощущать боль всякий раз, не находя взглядом на привычном месте силуэтов башен-близнецов, будем вспоминать о людях, оставшихся под завалами.

Примерно в четыре дня ко мне зашла Роуз и сказала, что Баталья уехал на совещание с участием мэра и губернатора. А из комиссариата полиции прислали сотрудника, который настаивает на немедленной эвакуации всех находящихся в нашем здании. И данное ему поручение он готов выполнить любой ценой. Воздух становился все удушливее, и, не покинь мы опасную зону сейчас, не исключено, что потом будет уже поздно.

Я переобулась в удобные мокасины, которые хранила на всякий случай в шкафу, закрыла кабинет и спустилась лифтом на первый этаж. У входа в здание дежурили четверо полицейских, вручившие перед выходом на улицу каждому из нас по маске. Увидев знакомого копа, месяц назад задержавшего в Чайнатауне злостного преступника, за которым числилось несколько грабежей и изнасилований, я подошла к нему. Он с ног до головы был покрыт пылью, и от него нестерпимо воняло горелым мясом.

— Мне нужно попасть к башням. Тут есть патрульные машины? Я бы могла хоть чем-нибудь…

— Забудьте об этом, мисс Купер. — Он не дал мне договорить. — Туда никому нельзя, кроме полицейских, пожарных и медиков. Никакой самодеятельности. Там закрытая зона. — Полицейский, казалось, постарел на несколько лет за тот месяц, что мы с ним не виделись. — И слава богу, что вам туда нельзя. Если вы побываете в этом аду, то уже никогда не будете спать, как прежде.

Я стояла на перекрестке Сентрал-стрит и Хоган-плейс и, чтобы легче было дышать, надела маску. Сколько моих знакомых в этот самый момент рисковали жизнью — или уже простились с ней — ради спасения людей?

Меня душили слезы, но я внушала себе, что это из-за пыли, повисшей в воздухе. Мне нужно было увидеть Майка Чепмена, убедиться, что с ним все в порядке. Я достала сотовый и набрала его номер, но телефон молчал.

— Покиньте опасную зону, мисс. Вы слышите меня? Здесь находиться нельзя. Идите на север, — крикнул мне и двум другим прохожим, показавшимся на практически пустынной улице, полицейский с мегафоном.

Я двинулась в верхнюю часть города, прошла мимо пустых китайских ресторанов, пересекла Кэнэл-стрит. Так странно было видеть двери и окна модных магазинов Сохо закрытыми, когда я шла по Хьюстон-стрит, двигаясь в сторону Четвертой авеню. Единственным транспортом, направляющимся на юг, были машины «Скорой помощи». Их броские бортовые надписи указывали на то, что машины прибыли из северных округов Нью-Йорка или даже из соседних штатов, прежде всего Нью-Джерси и Коннектикута.

За два часа я добралась до вокзала Грэнд-сентрал. Сейчас автомобильное движение вокруг него, как и вокруг любого другого значимого объекта — потенциальной мишени террористов, — было перекрыто. Я продолжала идти на восток, воздух стал чище, и дышать было легче, но все переживания этого страшного дня меня ужасно вымотали. Когда я ждала, пока на перекрестке 44-й улицы загорится зеленый свет, меня окликнул водитель машины полицейского патруля:

— Привет, Алекс. Ты домой? Можем подвезти.

Лестер Груби год назад служил в отделе по работе с жертвами преступлений, но, потеряв табельное оружие в одной пьяной драке неподалеку от ипподрома в округе Нассау, вернулся к уличному патрулированию.

— Так и живешь на 70-й улице?

Я кивнула и села на заднее сиденье машины.

— Что слышно? — Я с нетерпением ждала ответа и одновременно страшилась его.

— Все плохо. Многих ребят уже недосчитались. Знаешь Сороковую пожарную подстанцию, что на углу Амстердам-авеню и 66-й улицы? Пропало двенадцать человек. Может быть, все погибли. Вся бригада, в общем. — Его голос дрогнул. — Даже страшно звонить куда-нибудь.

— Знаешь что, высади меня возле ближайшей больницы, — попросила я. — Пойду сдам кровь.