Костяные часы

Лорелея уходит на ферму Нокруэ с ночлегом. Мо отправляется в гости к нам, и мы втроем – две старухи и Рафик – ужинаем фасолью и картошкой, поджаренной на сливочном масле. Ифа в возрасте Рафика крутила бы носом при виде такой простецкой еды, но Рафик узнал, что такое настоящий голод, еще до того, как попал в Ирландию, поэтому всегда ест, что дают. На десерт у нас ежевика, собранная по дороге домой, и припущенный ревень. За столом сегодня тише обычного, поскольку наш номинальный подросток отсутствует, и я вспоминаю, как Ифа уехала в колледж. Потом мы убираем со стола, достаем колоду карт и втроем играем в криббедж, слушая передачу RTÉ о том, как копать колодец. Затем, пока еще не стемнело, Рафик провожает Мо домой, а я выношу помойное ведро из уборной, выплескиваю его в море с обрыва и проверяю направление ветра. Ветер западный. Загоняю кур в курятник, запираю дверцу на засов, жалея, что вчера вечером этого не сделала. Возвращается Рафик, сладко зевает, ополаскивается холодной водой над ведром, чистит зубы и укладывается спать. Я пролистываю номер «Нью-Йоркера» за 2031 год, с удовольствием перечитываю рассказ Эрсилии Хольт и восхищаюсь рекламой и благополучием, которое существовало еще совсем недавно.

В четверть двенадцатого включаю планшет, чтобы связаться с Бренданом, но проклятая штуковина требует пароль, а у меня в голове пусто. Мой пароль! Я же его никогда не меняла. Он как-то связан с собаками… Пару лет назад я лишь посмеялась бы над внезапным приступом забывчивости, но в моем возрасте это больше похоже на медленную казнь. Когда больше не доверяешь собственным мозгам, то разум теряет пристанище. Встаю, собираюсь достать блокнот, куда записываю всякую всячину, но, заметив Зимбру, сразу вспоминаю: «НЬЮКИ». Так звали нашего пса, когда я была совсем маленькой. Ввожу пароль и в очередной раз пытаюсь связаться с Бренданом. После пяти дней неудачных попыток я готова к тому, что связи не будет и что появится очередное сообщение об ошибке, но с первого же раза на экране возникает отличное изображение моего старшего брата, недоуменно глядящего на планшет в кабинете своего дома в Эксмуре, за двести пятьдесят миль от меня. Что-то не так: седые волосы Брендана встрепаны, на отечном, осунувшемся лице какие-то встрепанные чувства, и голос тоже встрепанный.

– Холли? Господи, наконец-то я тебя вижу! А ты меня видишь?

– И вижу, и слышу! Что случилось?

– Ну, если не считать того… – Он отклоняется в сторону, за стаканом, и я вижу на стене фотографию двадцатилетней давности, где Брендан обменивается рукопожатием с королем Карлом на открытии охраняемого коттеджного поселка Тинтагель. – Если не считать того, – повторяет Брендан, снова возникая на экране, – что в Западной Англии сейчас как в Откровении Иоанна Богослова, а ядерный реактор, который находится совсем рядом с нами, вот-вот взорвется. И Воронье. Два дня назад к нам заходили.

Меня мутит.

– В поселок или прямо к тебе?

– В поселок, но и этого хватило. Четыре дня назад наши охранники свалили, прихватив с собой половину всех продовольственных запасов и резервный генератор. – (Я наконец-то понимаю, что Брендан пьян.) – Ну а нам, жителям поселка, деваться некуда, вот мы и решили своими силами охранять территорию.

– Приезжай к нам.

– Если меня не разорвут в клочья разбойники в Суонси. Если проводник не перережет мне горло в миле от берегов Уэльса. Если иммиграционный чиновник в Рингаскидди удовлетворится взяткой…

Внезапно я четко осознаю, что мы с Бренданом никогда больше не встретимся.

– А Ошин Коркоран не может тебе помочь?

– Вряд ли. Им самим сейчас бы выжить, где уж там помогать какому-то восьмидесятиоднолетнему беженцу. Знаешь, когда дожил до такого возраста, то все эти путешествия, поездки… уже не для тебя. – Он делает глоток виски. – Так вот, Воронье. Сегодня ночью, около часа, сработала сигнализация, я встал, оделся, взял свой пистолет тридцать восьмого калибра и пошел на склад, где полтора десятка ублюдков с ружьями, ножами и в масках грузили наши припасы в фургон. Джем Линклейтер подошел к их главарю и говорит: «Ты крадешь нашу еду, красавчик, а мы имеем полное право защищаться». Ну, этот тип посветил фонарем Джему в лицо и заявляет: «Это теперь все наше, дедок, так что вали отсюда, в последний раз предупреждаю». Джем, естественно, с места не сдвинулся, и ему… – Брендан зажмуривается, – ему прострелили голову.

Я подношу ладонь к губам:

– Господи! И ты все видел?