Костоправ. Исцеляющие практики волхвов

— Хорошо, что «Сурф» не простой автомобиль, а хозяин его — «сталкер», напитанный духом Ранадора, а то неизвестно, чем бы это взывание к сионистским духам для нас кончилось, — заключил я, припомнив наш «полёт» в сугроб на «Тирано».

— Хм, значит, будем лечить доку не только позвоночник, — задумчиво сказал волхв, который тоже слушал мой рассказ.

За ужином доктор привычно затянул песнь на больную тему, горячо клеймя сионистов во всех своих и мировых бедах.

— Когда наша группа спецназа после выполнения задания уходила по джунглям от преследования — вдруг заговорил молчавший до этого Мамаев, — я в спешке не заметил растяжки. Грохнул взрыв, — большую часть осколков принял на себя кивларовый бронежилет, лицо я каким-то чудом успел прикрыть рукой, и осколки вошли вот сюда, — Олег показал шрамы на левом предплечье и выше локтя. — Но взрывом меня отшвырнуло на несколько метров, и так садануло спиной о ствол красного дерева, что лопнули позвонки, и спинной мозг зажало в трещине. — За столом все замолчали, потому что Олег Иванович обычно не любит рассказывать о «той» своей жизни. — Ребята сразу всадили мне противошоковый укол и потащили на себе. — Мамаев помолчал, а потом, повернувшись к доку, продолжил. — Так вот, Николай Григорьевич, восемнадцать километров, по джунглям, уходя от преследования, меня тащили на своих плечах еврей и таджик. Случись с ними такое, я точно так же тащил бы их. Знаете, я за этого еврея и этого таджика любому глотку перегрызу, потому что мы делали одно дело, одну мужскую работу, они — мои боевые побратимы, как Дима, как Рома, как другие ребята. — Олег замолчал, видно было, что ему нелегко вспоминать прошлое.

— Это была Африка? — спросил я после паузы.

— Юго-Восточная Азия, — тихо ответил Мамаев.

— А что было потом? — спросил ещё кто-то.

— Я очнулся уже на катере. Потом госпиталь в Хабаровске, где пролежал девять месяцев и изгрыз от боли не одну подушку. — Олег замолчал. Молчал и доктор, явно обескураженный неожиданным поворотом в разговоре.

— Понимаете, Григорьевич, — продолжил Мамаев, после долгого молчания, — почему-то мне мировой сионизм не смог помешать, когда я решил стать боевым офицером и защищать свою родину. Он мне не помешал и после того, как я стал инвалидом, вытащить себя из недуга и стать на собственные ноги, а не на костыли. А когда я вернулся в родной город и увидел, как процветают бандитские шайки, поделив город на свои вотчины, как спивается молодёжь и разрастается наркомания, а мальчишки пополняют тюрьмы, я не стал проклинать ни сионистов, ни кого-то ещё. Я просто организовал клуб для молодёжи, где мальчишки и девчонки учились единоборствам и прыжкам с парашютом, а также умению работать с деревом и металлом. Никому не нужные мальчишки, которым уже высвечивалась дорога в эти самые шайки, руководимые уголовниками, а оттуда прямиком в тюрьму, эти ребята начали наводить порядок сначала в одном районе города, потом в другом. Затем они сами стали преподавателями и тренерами, руководителями кружков в клубе. Сейчас они приезжают ко мне, привозят своих детей, которые называют меня «дедом», и я счастлив. И ничего воспеваемый вами мировой сионизм не может нам сделать. Так почему вам он мешает, а мне и моим ребятам нет? Почему, если я хочу заниматься с ребятами, лечить людей, то я это делаю? Вы рассказывали, что у вас есть спортзалы и медицинские центры, приватизированы целые комплексы с общежитиями и учебными классами, у вас есть средства и вот такие боевые ребята, как Миша, так в чём же дело, почему вы не делаете то, что делали мы с ребятами, не имея ни денег, ни помещений?

— Наверное, проклятый сионизм не хочет поставить печать и одобрить решение Григорьевича, а без него никак, да? — съязвил прямолинейный Сергей, а потом добавил: — Я всегда думал, что человек, прежде чем браться за решение мировых проблем и всех учить, как правильно нужно жить, должен вначале наладить свою жизнь и своей семьи и показать на её примере, как быть счастливым.

— Да я вообще-то счастливый человек, — стал растерянно оправдываться доктор, — я очень счастливый человек: у меня отличная семья, дети, просто. ну, как сказать, в общем, за мир обидно, что ли..

— А я вот ещё о чём думаю, все эти «измы» во многом подобны скандальной поп-звезде, — сказал я. — Если о ней перестанут говорить, то она «погаснет», никто не пойдёт на её концерты, и она, чтоб не помереть с голоду, будет вынуждена идти мыть посуду. Пристальное внимание как раз и питает «измы» своей энергией, благодаря миллионам подобных «борцов» они-то и живы. А займутся «борцы» своим настоящим делом, для которого каждый пришёл в этот мир, тогда и мировому сионизму придётся идти «посуду мыть».

На этом разговорам о мировом сионизме был поставлен жирный крест. Больше доктор данную тему не затрагивал.

ХИРУРГИЧЕСКИЕ МЕТОДЫ ИСПРАВЛЕНИЯ СКОЛИОЗА 6