Костры из лаванды и лжи

– Но почему тебе можно, а мне нельзя?! – Она села на свой стул и, насупившись, взялась за вилку. – Нечестно! Нечестно! Ты ходил к ней ночью, я слышала, как вы разговаривали на лестнице, а потом ушли наверх. Вы гадали, да?

– Адель…

– Страшно было? Ночью же страшно! Что она тебе нагадала? Ты про собаку мою спрашивал?

Адель с детской непосредственностью продолжала сыпать вопросами. А Женя вцепилась пальцами в сиденье стула, отчаянно борясь с желанием пулей выскочить из гостиной и ринуться паковать чемоданы. О том, что щёки пылают, как маков цвет, она старалась не думать, как и не смотреть в лица сидящих, на которых читалось осуждение. На нянином так точно: злой взгляд, поджатые губы – очередная Роза Ильинична.

Мсье де Гиз, сидевший рядом, вдруг вспомнил, как на последней выставке рухнул каскад из фужеров с шампанским. Фабрис громко и шутливо жестикулировал, изображая бесславное падение стеклянной Эйфелевой башни, и с лёгкостью переключил внимание Адель. Теперь она засыпала вопросами его, словно и не было только что этого неловкого момента с «ночными гаданиями». Остальные тоже сделали вид, что ничего особенного не произошло, заполняя молчание за столом вежливыми разговорами. Няня поправляла заколки на непослушных кудряшках подопечной. Моник принялась отчитывать официанта, принёсшего девочке картофель фри. Кажется, тема правильного питания ребенка заботила её куда больше, чем вскрывшиеся обстоятельства минувшей ночи. И лишь Эдуар продолжал невозмутимо хранить мрачное молчание.

«Адель сказала всем, что он был у меня. А он не опроверг. Они знают. Они все теперь знают».

– А Шанталь мне картошку фри разрешает, – обиженно возразила девочка, провожая тарелку взглядом, полным сожаления. – А ещё наггетсы и пиццу.

Няня принялась отнекиваться, а Моник с упоением зачитала пожилой мадам лекцию о балансе белков, жиров и углеводов для растущего организма. Пока дамы спорили, Фабрис украдкой подсовывал Адель картофель из своей тарелки. За что был награждён озорным взглядом и счастливой детской улыбкой.

Так и не съев ни кусочка, Женя подрагивающими руками держала чашку кофе и пряталась за ней ото всех. Особенно от тяжёлого взгляда тёмных глаз, который периодически чувствовала на себе.

«Не завтрак – очередная пытка».

Прошла целая вечность, пока наконец мсье де Гиз не отставил свою опустевшую чашку. Женя поднялась вслед за ним. И пусть сплетницы думают, что хотят, но Фабрис был сейчас её спасительным плотом или, правильнее сказать, огромным щитом, прикрывающим от осуждения, презрения и разочарования присутствующих.

– Я хотела на счёт гадального шатра поговорить, – тихо обратилась Женя к начальнику, когда они выходили из гостиной.

За спиной скрежетали отодвигаемые стулья, возвещая начало рабочего дня для сотрудников отеля. Для Жени вторник был выходным, но она понимала, что если не уйдёт сегодня в работу с головой, то действительно соберёт сумку и сбежит от нависших проблем. И никакие угрозы мсье Роше её не удержат в проклятом замке.

– Стройка идёт полным ходом, – тут же отозвался мсье де Гиз. – Недели через полторы закончат.

«И как ему сказать, что чертёж неверен?! Да и надо ли теперь? Может, проще действительно уехать. Нет, нельзя вот так сразу… Сначала стоит работу найти. Другую и подальше. А ещё трудовой договор перечитать, вдруг там есть пункты, по которым можно быстро уволиться без отработок. Или как тут принято?»

– Эжени! – из-за стойки ресепшен выскочила Аннет и кивнула в сторону лобби. – А к тебе пришли!

– Что? Кто? – растерялась Женя.

Поднимающийся с дивана молодой человек был ей совершенно незнаком. Угловатый, с волосами до плеч он чем-то немного напоминал Макса, но им, конечно, не являлся. Она подошла, ощущая его приторный сладковато-цветочный парфюм.

– Мадам Арно? – уточнил он, протягивая планшет с листом бумаги и ручку. – Распишитесь вот здесь, пожалуйста.

Вверху листа стояла маркировка службы доставки. Поставив кривую закорючку на нижней строчке, Женя вопросительно посмотрела на курьера, ожидая, что он передаст ей образцы тканей, которые обещал прислать мсье Лабаф. Правда, условились они на среду.

«Кто знает этих творческих людей, может, дни перепутал».

Впрочем, Жене было всё равно. И даже если бы Козимо собственной персоной сейчас явился в отель и разложил перед ней веер расцветок и фактур текстиля, она бы ткнула пальцем в первый попавшийся образец. Или, быть может, выбрала бы тот оттенок голубого, что больше всего был схож с арктическим холодом, который покрыл стылой коркой всю её душу.