Костры из лаванды и лжи

– Свечи, – кратко пояснила Моник и устремила на неё умоляющий взгляд. – Вот если бы мы пришли в башню, а там свечи кто-то до нас зажёг…

– Ты предлагаешь мне дать ложные показания? – прошипела Женя. – Ты! После всех гадостей, что уже мне сделала?!

«Совсем совести нет! Эхинацея бледная!»

Моник молитвенно сложила ладони перед грудью.

– Пожалуйста, Эжени! Я же не прошу тебя взять всю вину на себя… Просто давай скажем, что мы с тобой пришли в башню, пытаясь выследить таинственных сатанистов. Помнишь, ты мне рассказывала, что однажды нашла следы чёрной мессы в той комнате, а потом они таинственным образом исчезли?

– Подожди. – Женя в изумлении села в кровати и закуталась в простыню. – Хочешь сказать, что та первая пентаграмма – не твоих рук дело?!

Моник замотала головой и открыла рот, собираясь что-произнести, но в коридоре вдруг послышались шаги, и она замерла, прижав палец к губам. Через пару минут звук удалился и стих, а Женя продолжила допытываться.

– Тогда что ты там делала? Зачем чертила мелом звезду? Для чего вообще эти свечи?

– После твоего рассказа я подумала… – она отвела глаза, – подумала, что это неплохая идея – припугнуть тебя ещё раз. Таким же образом.

– Но Моник! – воскликнула Женя.

– Тише! – та снова прижала палец к губам. – В больнице не разрешено бродить по ночам и тем более ходить друг к другу в гости.

Женя послушно понизила голос и проговорила:

– Но если это не ты… значит, в отеле действительно орудуют какие-то сектанты?!

Моник вздохнула и посмотрела в окно.

– Если честно… Эжени, мне кажется, тебе это привиделось. Или приснилось, не знаю. Как с теми призраками в доме барона Сен-Мара. Не обижайся, но… – она пожала плечами и затихла, а Женя сидела и переваривала её признание.

– Послушай, – через некоторое время Моник прервала затянувшееся молчание. – Нам обеим это выгодно. Ну зачем тебе портить своё резюме? Ведь вскрывшиеся обстоятельства потянут одно за другое, и правда о том, что ты не совсем… эм-м… не совсем в порядке, выплывет наружу. Кто тебя после такого на работу возьмёт?

Женя бросила на француженку гневный взгляд:

– Я была в полном порядке, пока ты не начала меня запугивать, пытаясь убедить, что я не в своём уме.

– М-м-м… ты правда не понимаешь? – теперь Моник смотрела на неё с искренней жалостью. – Большая часть всех тех ужасов, что ты мне описывала, – действительно игра твоего воображения. Я же наоборот, хоть и не горжусь этим, действовала, опираясь на твои рассказы. Постфактум, так сказать. И к тому же пирофобию ты вообще из России привезла.

– Нет. Моя мама… здесь, во Франции… – Женя споткнулась о неожиданную мысль и замолчала.

В памяти всплыл недавний разговор с Кристианом после того, как она увидела фото своей погибшей мамы, Катрин Арно, на его каминной полке.

– Так получается, мы не просто однофамильцы… А самые настоящие родственники!

– Получается, так, – новообретённый двоюродный брат подвёл Женю к дивану и с поразительным хладнокровием разлил по чашкам напрочь остывший чай.

Женя присела с краю, но лишь спустя несколько минут решилась произнести то, что вспыхнуло в голове в первую же секунду:

– Кристиан, я… я хотела бы… Где она похоронена? – её голос предательски задрожал. – Я не знаю, как всё организовали тогда, после пожара. Как это вообще всё делается здесь, во Франции… Её, наверное, кремировали, да? Мне хотелось бы с ней увидеться… навестить её могилу.

– Ох, Эжени! – он наконец пришел в себя и, потянувшись, с сочувствием сжал её ледяные пальцы. – Я пока ничего не понимаю в том, что ты мне только что рассказала, но одно знаю точно – тётя Катрин не погибла при пожаре семнадцать лет назад!

Женя ахнула и нервно вскочила, прижимая руку ко рту.

– Х-хочешь с-сказать… – Губы отказывались ей подчиняться. – Кристиан, она что, жива? Я могу с ней встретиться?! Господи…