— Порхают, как стрекозы, — вымолвил Никола Николаев, лодочкой приставив руку к смуглому лбу. — То один появится, то другой. Да, видать, не отыщут посадочную площадку.
Заговорили и другие:
— Как же им сесть, когда кругом недоступные скалы.
— Черт побери! Ни боеприпасов, ни жратвы. Вот и воюй…
— А воздух! Разреженный, дышать трудно.
— Или пилоты не стараются?! — попытался пресечь Асхат.
Один «кукурузник» опускался на скалистую гриву, как будто нашел площадку для посадки.
— Смотрите!
С неба на парашюте спускался тюк.
— Придумали все-таки!
Легкий ветер, однако, уносил парашют с грузом в ущелье.
— Черт побери! Все коту под хвост…
— Да погодите. Будет каркать.
Первый тюк упал в пропасть, второй рухнул на острые скалы. От сильного удара разорвалась упаковка, и содержимое — продукты и боеприпасы — на глазах бойцов покатилось вниз…
Пилот сделал еще виток, самолет вдруг опустился совсем низко, едва не касаясь крыльями острых выступов скал.
Бойцы смотрели с испугом: самолет мог задеть крылом выступ. Никто не уловил момента, когда был сброшен еще один тюк. Он застрял между скалами неподалеку от опешивших бойцов.
— Вот так мастерство!
— Высший пилотаж!
— Как же подступиться к тюку?
— Приготовьте веревки! — распорядился Соколов.
А к обеду прибыл обоз, и появился он в той самой расселине, куда время от времени посматривал Асхат Аргуданов. На спинах выносливых ослов прибыли плотно набитые мешки.
Обоз привел старик Мишо.
— Высоко, однако, забралась война, — сказал он, удивленно качая головой.
Бойцы обступили горцев. И вскоре завязался разговор.
— Смотрю я на вас и думаю, — продолжал Мишо, — никогда и ни за что на свете не одолеть нас. — Ой потрогал бороду. — Здесь в боях участвуют люди всех национальностей. И все — как братья! А оно, наше братство, крепче любого оружия. И тогда, в гражданскую, и теперь мы заявляем одно и то же: убирайтесь прочь, ненавистные чужеземцы! Одних уже однажды уложили на острые скалы, настал теперь черед и этих.
Глава вторая
Головной фургон, разворачиваясь, как неуклюжая черепаха, на тесном пятачке, стал пристраиваться промеж выступа скалы и высоких сосен, тянувшихся гладкими стволами ввысь. Он остановился, едва не упираясь срезанным носом в дерево. За ним пристраивались другие.
Генерал Блиц охотно позировал кинооператорам, улыбался, показывая красивые зубы. Он был доволен: все складывалось так, как было задумано. Иначе и быть не могло — считал Блиц. На Кавказ его егеря прибыли обученными.
«Перед войной наших егерей часто можно было увидеть на учениях в Альпах, — писал об интенсивной подготовке горно-пехотных войск немецкий журнал «Кораллы». — Правда, для того чтобы их увидеть, нужно было очень внимательно всматриваться. Тысячи туристов бродили тогда в Альпах, не замечая войск, ибо оставаться незамеченным — важнейшее правило альпийского стрелка… Егеря, как кошки, взбирались на неприступные вершины диких скал, на секунду прилипали к острым карнизам и бесследно исчезали где-то в темных расселинах…»
Продолжалась подготовка солдат и во время боевых действий немецкой армии в горах Норвегии и на Балканах. И вот теперь — Кавказ.
— Цюрих! — восхищались немцы, восторженно осматривая местность.
— Швейцария!
— Мы снова, похоже, оказались в Альпах.
— Вглядитесь повнимательнее! Вы увидите то, чего там нет.
— Какая красота!
— Колоссально!
Серые скалистые утесы возвышались над вечнозелеными деревьями, расположенными островками; альпийские луга на отлогих склонах пестрели разноцветьем. Отовсюду струился чистый горный воздух.
— Райский уголок.
— Я вот до сих пор нигде не бывал, — поделился со своими однополчанами солдат с ярко-рыжими волосами и густыми веснушками на лице. — А теперь за один поход увижу, кажется, весь свет. Уже прошел пол-Европы. Украину пересек, Крым. Теперь — Кавказ. А впереди — Черное море. Пройдем путем коротким. Раз — и там.
— Да, дружище. Повезло нам. Такое и во сне не приснится.
— Можете считать, — усмехнулся молодой офицер, — что вы попали в научную экспедицию.
— Вы очень верно подметили, господин лейтенант. Учеными вернемся в Германию.
«Если вернемся…» — подумал Карл Карстен; до него долетали восторженные реплики и смех. Он оставался в машине, угрюмый, в неподвижной позе.
Гремя массивной обувью, как кандалами, вошел в фургон капитан Горт Роуфф. Тяжелая, мясистая челюсть его отвисла, будто был он чем-то недоволен.
— Карл! — заговорил он громко, словно находился далеко от него. — Что это ты развалился? Выходи. Там полным ходом снимают кино. Тебя разве не касается? Иди, ждут.