Кот, Дьявол и Ли Фонтана (ЛП)

На скамье подсудимых он покинул автобус, перешел на качающийся старт, где на кормовой палубе были намотаны охранники и надежный наряд. Серые воды смещались и вздымались, как будто силы в глубине души были беспокойными. Был еще один пассажир, заключенный, прикованный цепью к скамейке на выстушке между двумя стражниками, двукратный преступник, совершивший третье убийство в Макниле и отправленный в Алькатрас. Ли скрестил деревянный подиум и шагнул на борт, оставаясь на кормовой палубе, избегая своего тюремного помощника. Пустота в его животе была резкой от волнения, но более острой от страха, впервые за десять лет оставила свою безопасную камеру, ферму, где ему было удобно, животных, которых он любил лучше, чем его товарищи-заключенные, - оставив старую - подумал он, удивив, что он подумает об этом. Оставив старую кошку, он позаботился о нем больше, чем он себе представлял. Желтый кот, который прошлой ночью провел на кровати Ли, ослабив ночные страхи Ли, как-то подошел между ним и призраком, который он не хотел видеть или слышать. Теперь он ушел из старого кота, который, казалось, Ли, единственного настоящего друга, которого он имел в Макниле, единственное, на что он мог действительно доверять. Кто-то, кто сказал, умер и вернулся снова. Иногда Ли думал, что он был там все время, что то, что похоронили охранники и заключенные, было одним из его потомков. В других случаях, подумал он. Какая бы ни была правда, Ли испытывал сожаление и знал, что он пропустит старика. Теперь он ушел из старого кота, который, казалось, Ли, единственного настоящего друга, которого он имел в Макниле, единственное, на что он мог действительно доверять. Кто-то, кто сказал, умер и вернулся снова. Иногда Ли думал, что он был там все время, что то, что похоронили охранники и заключенные, было одним из его потомков. В других случаях, подумал он. Какая бы ни была правда, Ли испытывал сожаление и знал, что он пропустит старика. Теперь он ушел из старого кота, который, казалось, Ли, единственного настоящего друга, которого он имел в Макниле, единственное, на что он мог действительно доверять. Кто-то, кто сказал, умер и вернулся снова. Иногда Ли думал, что он был там все время, что то, что похоронили охранники и заключенные, было одним из его потомков. В других случаях, подумал он. Какая бы ни была правда, Ли испытывал сожаление и знал, что он пропустит старика.

Он стоял на рельсе, когда высокая, бережливая охрана отбросила и начала обматывать линию. У одного из охранников был бы список покупок в кармане, они заберут необходимые запасы в Стилакуме, прежде чем они вернутся на остров, возможно, продовольственные магазины, которые были доставлены из Такомы, хотя большая часть их основных продуктов прибыла на лодке из там или из Сиэтла. Освободившись от причала, они шли, двойные дизели взбивали воду в длинном белом хвосте, кипящем за ними. Поднявшись на нос, Ли стоял, охлажденный сильным туманом и соленой туманностью, верхом на волнообразных волнах, любящих скорость, и вскоре ему стало легче.

С левой стороны пасмурный поднялся над холмами Такомы, солнце пылало проглотить сквозь темную обложку. Но это не сильно сгорит, солнце не опустится на землю, как чистая, жаркая пустыня, куда он направился. Когда они приближались к земле, дымовые трубы из железных заводов стали черными и уродливыми, плавильные печи, которые бросали их горячий шлак в звук, закидывая воды, поэтому на этом берегу не было ничего расти. Он мог изображать улицы и тротуары города, скользкие и мокрые от тумана и более занятыми, чем он знал: слишком много людей, слишком много автомобилей, а не тишина, с которой он привык на острове - в тюрьме было тихо большую часть времени, до тех пор, пока не раздался грохот, чтобы разбудить вещи, доза неприятностей, нарушающих монотонность, до тех пор, пока вооруженные охранники не вошли и не разбили бой. Оглядываясь в сторону огромного горизонта материка,

Тюремный советник сказал, что это был офицер условно-досрочного освобождения, чтобы вести его, помогать ему над грубыми пятнами, пока он не поселился снова. Ну, черт возьми. Ему не нужен был какой-то мокрый позади ушей социальный работник, едва ли из подгузников, рассказывающий ему, как жить своей жизнью.

Что, черт возьми, весь мир открыт для него. Чего он боялся? У него был бы свободный бег на все, что он хотел. Всевозможные грабежи и мошенничества были открыты для него, шанс на то, что он решил снести, так что он живот о нем? Черт, да, он снова привык к свободе и к новым путям, даже если жизнь была более изощренной, и людям, возможно, труднее манипулировать. Старые привычки не все умерли. Старомодные, доверчивые способы по-прежнему будут преобладать среди небольших городов и ферм, среди честных людей с их откровенными разговорами, их разблокированными дверями и невинных взглядов, так много людей просто ждут и созревают для взятия.