Мужчина был немолод, дороден и с господином Захаровым знаком. Хотя знакомство было не сказать, чтоб очень близким - Дунька, видя, как эти двое приветствовали друг друга, ощутила некоторую неискренность своего сожителя. Дама же была совсем незнакома. И, на Дунькин взгляд, старовата для того, чтобы сопровождать в такое общество богатого и знатного человека. Лет ей было не менее тридцати. И одета она была как-то уж больно ярко. Дунька нарядилась бы так разве что в первые дни своего житья у госпожи Тарантеевой - ошалев от количества платьев, кружев и лент. Та, будучи, как положено, щеголихой, невольно привила горничной не то чтобы любовь к тонким оттенкам, а понимание их значения в модном туалете. И если днем Дунька еще норовила вырядиться попестрее, чтобы ее за версту видно было, то вечером старалась угодить сожителю, обладавшему хорошим вкусом, именно оттенками и полутонами.
Кроме того, Дунька знала повадки своих бесшабашных товарок-мартонок. Эта особа была неуловимо иной - и несла в себе загадку, которая показалась весьма притягательна для престарелого проказника. Господин Захаров, пристроив гостя к рулетке, где составилась игра и Клаварош, наловчившись, бойко запускал шарик, тут же принялся уделять ей внимание, а она тут же изобразила этакую тонную красавицу, воплощение добродетели и прелестного высокомерия.
Такая игра Дуньке сильно не понравилась. Глядя издали на проказы веера в руках незнакомки, она забеспокоилась - прямо на ее глазах совершалась попытка увода ее почти законного сожителя! Или же, что еще забавнее, попытка его увлечь и разговорить.
Сперва дама приоткрыла одну пластинку веера, что означало: «будьте довольны моей дружбой». Затем отмахнулась развернутым веером, сказав тем самым: «я занята». Потом приоткрыла два листка, которые составляли целое обращение: «вы страдаете? Я вам сочувствую». То есть, кокетство велось по всем правилам. И господин Захаров, прекрасно зная сие веерное наречие, вел себя соответственно.
Дунька стрельнула глазами в Левушку. Убедившись, что он поймал взгляд и насторожился, резким движением раскрыла веер. Обычно это означало вызов на словесный поединок, приглашение к перепалке, смысл которой сводится к одному: «Хочешь? - Да!» или «Хочешь? - Нет.»
Увы - не было в веерном лексиконе знака: «У меня для тебя, сударь, наиважнейшее сообщение! Исхитрись, подойди!»
Левушка сидел возле одного из вельможных старцев, следя за игрой. В Петербурге ему уже доводилось играть в рулетку, так что большого любопытства он не испытывал. Даже естественный интерес, существует ли некая система, позволяющая рассчитать порядок выпадающих чисел, его мало беспокоил. Левушка был азартен, но этот азарт направлялся в иное русло - то в музыку, то в фехтование.
Поймав Дунькин сигнал, он чуть заметно кивнул. Встав, он пошел вдоль стены, словно бы любуясь картинами, которых господин Захаров понавез сюда немало, и, внимательно следя, не обернется ли занятый волокитством хозяин дома, приблизился к Дуньке.
– Глянь… - шепнула она. - За кем это он машет, кто такова?
Что касается махания - то тут главную роль играла, видать, именно гостья, и играла решительно. Незнакомка плавным жестом опустила раскрытый веер, что очень Дуньке не понравилось: веер явственно произнес: «Сударь, я побеждена!»
– Ты ее не знаешь? Точно? - шепотом спросил Левушка.
– Вот как Бог свят… Ее вон тот привез, как звать - не знаю, но где-то встречался…
Левушка кивнул и так же осторожно, вдоль стенки, огибая пышное и пестрое дамское общество, вернулся к рулетке.
Там уже разгорелись страсти. Как и положено новичкам, игроки вообразили, будто близки к открытию системы выпадения чисел, и разгорячились. Уже лежало на кону золото - перстни, табакерки, просто крупные монеты. Фараон и ломбер были забыты, невинная мушка - и подавно. Левушка усмехнулся - каково-то вы, господа, зарыдаете, когда цифирная чаша из полированного красного дерева отъедет обратно в Петербург!
Нового гостя, что привез Дуньке опасную соперницу, звали Степаном Васильевичем, и он Левушке не понравился. С виду, правда, несколько смахивал на Архарова - такой же недобрый взгляд исподлобья, тяжелое лицо, крупный нос, однако Архаров был привычен во всех проявлениях натуры, Архаров был СВОЙ, Архаров был надежнее каменной скалы. А этот все как-то увиливал от прямых обращений…
Положение было таково, что и совета спросить не у кого. Клаварош вовсю развлекался за рулеткой. Архаров сидел на Лубянке и ждал доклада. Левушка, конечно, страстно желал, чтобы в ловушку хоть кто-то угодил, и всячески предлагал свои услуги в поимке мазуриков, но тут он растерялся: против новоприбывшей пары говорило лишь то, что Дуньке особа дамского пола не понравилась.
Представляли ли эти двое опасность? Были ли они теми самыми лазутчиками шулерской шайки, которых ждали устроители ловушки?
Левушка нашел взглядом Дуньку.