Кот и крысы

– Вот именно! - подтвердил возмущенный Левушка. В конце концов, Архаров заслужил хотя бы скромного «merci», коли уж не светского «je vous remercie».

– Чего? - хором спросили Ушаков и Демка.

Устин же просто онемел.

Архаров молчал, глядя мимо мешка.

Лишь сейчас он запоздало почувствовал, как в нем, где-то в глубине крупного тела, нечто ощущается болезненной судорогой, сжимается, закручивается в шар и каменеет, наподобие ядра. И сам он, весь, с головы до пят, наливается этой гранитной тяжестью: лоб, кулаки…

Левушка взглянул на него - и замахал на всех руками, выгоняя из кабинета. Архаровцы, не в состоянии закрыть разинутых ртов, безмолвно вымелись, и последним, закрыв за собой дверь, скрылся Левушка.

Он еще прогнал всех немного вперед по коридору и тогда лишь заговорил.

– Господи, какая несусветная дура! - воскликнул он. - Как же теперь быть-то?

Левушка имел в виду все сразу - и состояние архаровской души, и дальнейшую судьбу денег.

Оставить их себе Архаров не мог - они ему никогда и не принадлежали. Раздать архаровцам теперь, когда все они состояли на службе и имели оклад месячного содержания, - тоже было бы странно. Разве что фонарей новых на них понаставить, проведя по бумагам, как пожертвование некого благодетеля, пожелавшего остаться неизвестным.

Архаровцы ничего не понимали, только видели - дело нешуточное.

Наконец дверь кабинета отворилась, на пороге встал обер-полицмейстер с мешком. Хмурый, как черная грозовая туча, от которой солнечный летний день вдруг делается ледяным и холодным осенним вечером.

– Устин, поди сюда, - позвал он. - Держи. Раздашь нищим и на храм, хоть бы на Всехсвятский.

– Николаша, там же не менее тысячи рублей… - прикинув по размеру и тяжести мешка, сказал Левушка.

– Мне они без надобности.

Устин принял мешок, после чего Архаров вернулся в кабинет и дверь захлопнулась.

– Ловко… - прошептал Левушка.

Архаровцы же вдруг развеселились.

– Устин Трофимович! Подай на бедность! А вот мне - руки-ноги ядром отшибло, один кляп, да и тот покляп! Сотенку на пропитание! Пожалуй убогому! А вот мне, я турку воевал! Век за тебя молиться стану! - загалдели они, пытаясь выхватить мешок. Устин прижал его к груди и, не желая понимать шутки, бегом кинулся прочь.

Левушка побежал следом.

Он поймал бывшего дьячка уже на улице.

– Устин, хватит дурить. Сдай мешок Шварцу, - велел он. - Потом отнесем сколько-нибудь во Всехсвятский храм…

– Нет! - выкрикнул Устин. - Не велено!

– Нищим, что ли, раздашь?

Устин задумался. Очевидно, вспомнил свою драку с нищими у Варварских ворот, после которой недели две не сходили синяки и еще какое-то время шатались два зуба.

– Нищим, да, - произнес он. - Нищеты своей не ведающим…

Левушка с большим подозрением посмотрел на него. В глазах Устина засветился знакомый огонек. Такой же, как в чумную пору, когда он был полон желания положить душу свою за други своя, служить прекрасной затее и всей жизнью искупить гибель Митеньки.

– Верши… - сурово предупредил Левушка.

Устин покивал, но видно было, что мыслями он вознесся в какие-то опасные высоты.

– Ты хоть до поры подержи деньги на Лубянке, - попросил Левушка.

Устин задумался и помотал головой. Пришлось жестко взять за плечо и препроводить обратно в полицейскую канцелярию.

Но там Левушку окликнул вернувшийся Федька, он отвлекся, а когда стал искать взглядом Устина - того уже не было.

* * *

Саша Коробов к архаровским полицейским делам привлекался редко. Полицмейстер получал немало писем, читать их не любил, отвечать - ненавидел, и письма занимали все служебное время Саши. А неслужебное - книги. Все-таки он не оставил мысли вернуться в университет, но хотел подкопить денег, чтобы уж потом ничто не отвлекало от учебы. Да и подлечиться.

Архаров поселил его у себя на Пречистенке в одном из флигелей, это Сашу очень устраивало, с одной стороны - он всегда был под рукой у начальства и не платил за квартиру, с другой - был достаточно далеко, чтобы устроиться так, как считал необходимым. И первым делом он завел библиотеку.

Та, что у него была раньше, погибла в чумную осень - дом, откуда Сашу увезли в барак, остался вообще без хозяев, был сочтен выморочным и сожжен во избежание распространения заразы. Но хилый студентик, всем на удивление, выжил и вернулся на пепелище. Погоревав о книгах, Саша стал думать - куда же теперь деваться. Университет был закрыт, родня вся пропала, пришлось брести обратно к Донскому монастырю, к доктору Самойловичу, и тот приставил его ухаживать за больными. Сиделка из Саши не получилась, и Самойлович был рад представить его Архарову как человека грамотного. Только про любовь к книгам забыл сказать. Сразу после чумы это было в Коробове серьезным недостатком - он подбирал и тащил домой всякий печатный товар, мало заботясь, что раньше за него хватались чумные руки. А полоскать книги в уксусе, убивающем чуму, он не мог, и коптить их в дыму от навозного костра - тоже.