Кот, который читал справа налево

Квиллер указал на нее:

– Видишь, видишь?! Погляди на то окно – вон там, там, где занавески распахнуты.

– Это квартира Дэвида Лайка.

– Без тебя знаю. И у него телевизор включен. И погляди, кто это сидит и греется на верхушке телевизора?

Дверцы китайского лакированного шкафчика были раскрыты, и виднелся телеэкран, мерцавший абстрактными фигурами. На верхушке телевизора, опрятно свернувшись, лежал Коко: его белая грудка светлела на фоне темного лака, а коричневые мордочка и ушки силуэтом вырисовывались на серебристой стене.

– Иду звонить Дэйву и выяснять, что все это значит, – сказал Квиллер.

Он позвонил на коммутатор, спросил телефон квартиры Лайка и долго ждал, пока не убедился, что никого нет дома.

– Не отвечают, – бросил он Банзену.

– Как же быть?

– Не знаю. Как по-твоему, Коко соскучился в одиночестве и пошел наносить визиты?

– Ему захотелось еще немножко того цыплячьего кэрри.

– Он, похоже, прыгал с балкона на балкон по всей дуге. Сумасшедший кот! Лайк, наверное, впустил его, а сам потом ушел. Он говорил, что у него назначено свидание.

– Так что ты думаешь предпринять? – спросил Банзен.

– Оставить его там до утра, вот и все.

– Я могу принести его обратно.

– Что? Как это ты сумеешь его принести? Ему тебя не услышать, там ведь закрыты двери, а если он даже и услышит, как он их откроет?

– Спорим, что я его принесу? – Фотограф вскочил на боковые перила балконной ограды и закачался там, вцепившись в угловой столбик.

– Нет! – заорал Квиллер. – Сойди оттуда!

Он боялся сделать неверное движение и ненароком столкнуть человека, балансирующего на узких перилах. Приближался к Банзену медленно, затаив дыхание.

– Без соплей! – выкрикнул фотограф, перепрыгивая пятифутовое пространство и хватаясь за столбик следующего балкона. – Все, что способен сделать какой-то там кот, Одд Банзен сумеет сделать куда лучше!

– Вернись! Ты спятил!.. Нет, оставайся там!.. Не пытайся это повторить!

– Одд Банзен идет на выручку! – заорал фотограф, перебегая балкон и готовясь перепрыгнуть на следующий. Но сперва он сорвал на соседнем окне желтую хризантему и зажал ее в зубах.

Квиллер сел и закрыл лицо руками.

– Йя-хо-о! – ревел Банзен. – Йя-хо-о!

Его боевой клич ослабевал, заглушаемый свистом ветра, по мере того как он перебирался с перил на перила по всей внутренней дуге дома. Обитатели здесь и там открывали балконные двери и выглядывали, не видя акробатического подвига, творимого во тьме.

– Йя-хо-о! – раздался отдаленный вопль.

Квиллер подумал о трех двойных мартини и двух… нет, трех… бренди, которые потребил Банзен. Он подумал о жене и шестерых детях фотографа, и кровь застыла у него в жилах.

Через двор долетел триумфальный рев, и Банзен перемахнул на балкон Лайка. Подергал скользящую дверь; она открылась. Он оповестил окрестности о своем успехе и шагнул в серебристо-серую гостиную.

При его появлении Коко спрыгнул со своего насеста и поспешно исчез.

«Надеюсь, – подумалось Квиллеру, – у этого дурачка достанет сообразительности принести Коко домой по земле, а не по воздуху».

Оттуда, где стоял репортер, больше не были видны ни Банзен, ни кот, так что он пошел внутрь – ждать возвращения странствующей парочки. Стояла безжизненная тишина – слышались только механический шум лифта да яростные звуки далекого телевизора. Квиллер вернулся на балкон и стал разглядывать южное крыло. В квартире Лайка не было заметно никакого движения, кроме мигающих знаков настройки на телеэкране.

Квиллер проглотил чашку кофе и зашагал по паркету. Наконец подошел к телефону и попросил дежурного на коммутаторе снова соединить его с квартирой Лайка. Там оказалось занято.

– Что делает этот пьяный осел?

– Простите? – переспросил дежурный.

Еще раз вернувшись на балкон, Квиллер раздраженно глядел через двор. Когда у него зазвонил телефон, он прыжком рванулся к нему.

– Квилл, – произнес банзеновский голос, ставший почему-то несколькими тонами ниже, чем был весь вечер, – мы тут попали в беду.

– Коко?! Что случилось?

– Кот жив-здоров, а вот твой друг-дизайнер был жив-здоров.

– Ты о чем?

– Кажется, Лайк мертв.

– Нет!.. Нет!..

– Он холодный, белый, а на ковре – жуткое пятно. Я позвонил в полицию, позвонил в газету. Не спустишься ли в машину за моей камерой?

– Я отдал ключи от машины тебе.

– А я сунул их в карман дождевика, а дождевик сбросил у тебя в передней. По-моему, мне лучше остаться здесь, возле тела.

– Голос у тебя удивительно трезвый.

– Отрезвеешь, когда увидишь такое.

К тому времени, когда Квиллер вошел в квартиру Лайка с банзеновской камерой, там уже был полицейский автопатруль. Квиллер пристально оглядел гостиную. Она была точь-в-точь такой же, какой они сфотографировали ее после полудня, за исключением бессмысленной болтовни телевизора в китайском шкафчике да желтой хризантемы, уроненной Банзеном на ковер.

– Как только я вошел в балконную дверь, – сказал Банзен, – Коко повел меня в спальню.