Кот, который гуляет со мной

– Я слышал о твоем нападении на аналитический отдел, – и Крендель снова улыбнулся, на этот раз улыбка была заговорщицкой. – Постников бегает так, словно ты ему в одно место подожженную петарду запихнула.

– Откуда ты знаешь, что я этого не сделала? – улыбнулась я. – Так что, он жаждет крови? Требует принести меня на заклание, как какую-нибудь овцу? Он же всех женщин считает овцами.

– Телками, – осторожно поправил меня Крендель. – Фая, я хотел попросить тебя перестать буянить. Пожалуйста. Я знаю, ты расстроена, мы все расстроены. Все это ужасно, но я не могу потерять и тебя.

– Потерять и меня, – повторила я за ним, как попугай. – Скажи, вот ты сам уверен, что все это именно Сашка сделал?

– Нет, – быстро ответил Крендель. – И я, между прочим, говорил об этом Постникову. Отчасти для этого я и ездил в Питер, я хотел найти какие-то зацепки. В нашем отделе работает много народу, любой теоретически мог… при определенной ловкости рук. Ты понимаешь меня? Я не знаю. Ну купил он квартиру. Это ничего не доказывает. Конечно, то, что он эти акты зачем-то подписал… И он не сказал, откуда он их взял, эти акты.

– У меня в голове не укладывается эта мысль. Сашка Гусев? Мошенник и вор?

– А если это не он, – продолжил Крендель, – получается, что уволили не того человека. А настоящий вор, тот, кто все это сделал, сейчас спокойно отсиживается в нашем офисе. Соображаешь?

– Соображаю. – Я почувствовала неприятный холодок на спине. – Сашку могли подставить. Ты бы видел его, он на себя не похож. Он ведет себя так, словно и правда в чем-то виноват. Господи, что же с ним теперь будет! Суд? – Я прихлопнула рот рукой.

– Могу заверить тебя, Фая, что я не допущу, чтобы Саше испортили карьеру. Во всяком случае, пока его причастность не доказана на сто процентов. Никаких увольнений по статье, никаких уголовных дел.

– Это здорово, – порадовалась я.

– Все что могу. Наверху меня поддержали, никто не хочет выносить сор из избы. Для них-то эти восемь миллионов – семечки. Чаевые в ресторане больше. Вот Постников и взбесился. Все это шоу с охраной, которое Витя устроил, цирк с выводом Сашки из здания – это Постников показывает и доказывает, что он, мол, тоже не пальцем деланный, что он все еще что-то решает в нашей богадельне. Омерзительно.

– Совершенно омерзительно. Знаешь, Георгий Михалыч, надеюсь, мы доживем до того светлого дня, когда самого Постникова проводят отсюда под белы рученьки.

– Будем надеяться, – кинул Крендель с улыбкой. – А пока, Ромашка, ты его не зли. Просто… как бы это сказать… приглядывай, посматривай вокруг. Если тебе придут в голову какие-то мысли или вдруг что-то покажется тебе подозрительным….

– О, да-да, – оживилась я. Мне понравилась эта мысль – попытаться защитить честное имя Саши Гусева даже вопреки его собственным действиям. Я уже начала составлять планы, перебирать в голове всех тех, кто имел доступ к компьютерам на нашем этаже, кто теоретически мог быть там, мог знать, мог ковать тайный план. Правда, нельзя защитить честное имя того, кто его опорочил. Эта мысль мучила меня и мешала, как соринка в глазу. А теперь еще, на кого я ни бросала взгляд, все казались мне подозрительными. Вот Яна что-то слушает в своих огромных наушниках и листает страницы. Она владеет компьютером виртуозно, знает нашу систему сверху донизу. У нее дорогие игрушки, каждый месяц новый телефон. Она говорит, что просто быстро их разбивает.

Жора неопрятный, толстый и прожорливый, и совершенно невозможно представить, куда он мог деть восемь миллионов и почему он по-прежнему представляет собой нечто среднее между бомжем, клептоманом и торговым ларьком, набитым просроченным товаром. Однако не может ли это быть идеальным прикрытием? Ведь самое умное было бы стащить деньги и «прикопать» на будущее, чтобы не палиться.

Или вот Ванечка. Умница, светлая голова, специалист по тарелочкам. Чистый, приличный, молодой, начитанный, в очках. За такими очками могут таиться любые коварные замыслы. Я думаю, что мы с Ваней в хороших отношениях, что мы почти что дружим, но на самом деле я почти ничего не знаю о нем. Он вроде не из Москвы, вроде не женат, вроде водит мотоцикл, но только в теплое время года. У него никогда не было девушки, во всяком случае, такой, о которой мы бы знали. Если говорить положа руку на сердце, Ваня – тайна за семью печатями, и что он такое, кто он такой после того, как он покидает Муравейник, – неизвестно. Может быть, он, как луна, виден, только когда на него смотришь. Мог он стащить бабки?

Они все могли. Мы все могли. И все – не могли, я ни про одного из нас не могу подумать так плохо. Но что я понимаю в людях!

– Привет! – слышу я, и из коридора ко мне выходит благородный идальго, вид виноватый, как у своровавшей сосиску собаки. Нет, Игорь Апрель вовсе не напоминает собачку. Каков вид у своровавшего сосиску амурского тигра? М-м-м, страшно представить.

– Привет, – откликаюсь я, с трудом пряча радость. Я не ждала его, но я хотела его видеть. Как же я хотела его видеть! Почему он здесь, стоит с таким видом, будто ничего не случилось?!