– О! – только и сказал он, словно остальные буквы алфавита были в данный момент ему недоступны. Особенно гласные.
– Ого! – Я плюхнулась рядом. На стул, на спинке которого висела сумка Гусева. Кроме как это «О», он никак не отреагировал на мое появление. Он не был рад, не был огорчен, не искал моей поддержки. Это было так на него не похоже, он никогда не впадал в такой анабиоз. Саша Гусев! Самый веселый, отзывчивый, доброжелательный и улыбчивый человек из всех, кого я знала.
– Ну что? – спросила я, когда устала молчать. Я испугалась, что, если молчать дальше, Саша забудет, что я тут. – Ты как?
– Не очень хорошо, – пробормотал он, вместо голоса – шелест листьев под ногами, осень.
– Вот забавно, я и в нормальные дни на такой вопрос бы точно ответила «все очень плохо», а у тебя, значит, «не очень хорошо». В прилагаемых обстоятельствах не так уж плохо. Значит, держишься?
Саша посмотрел на меня с удивлением, словно до него не совсем дошел смысл слова «держишься».
– На тренировку поедешь? – спросила я, просто чтобы снять это чудовищное напряжение, давление, от которого у меня почти разболелась голова.
– Тренировка только завтра, – ответил Саша после долгой паузы. На нейтральные вопросы он отвечал чуть лучше, чем на те, что относились к произошедшему. Я понимала, ему тяжело. Я понимала, его только что прилюдно унизили, вывели из здания под руки, под охраной, а Постников не замедлил сделать все свои выводы – он сделал их еще до того, как подойти к Сашиному столу.
– Я тоже приду, если ты не против.
– Я не против, – ответил он, и я взбесилась. Какое-то подобие человека! Где Саша Гусев?
– Ты что, не собираешься ничего делать? Ты же ни в чем не виноват, да?
– Я не хочу об этом говорить, – услышала я в ответ. Он сказал это куда жестче, он напрягся и даже, кажется, насторожился.
– Не хочешь об этом говорить? Это, знаешь ли, последнее, что я ожидала услышать.
– Ну, извини, – пробормотал он довольно грубо, – что разочаровал тебя. Если ты хотела подробностей, тебе лучше спросить у Постникова.
– Я не хочу подробностей, – почти закричала я. – Я хочу тебе помочь, ты не понимаешь?
– Ты что, мой рыцарь в сияющих доспехах? – Сашино лицо – гримаса отвращения. К нам подходит официант, он смотрит на нас с подозрением, он не одобряет, боится, что мы начнем тут у него ругаться. Он явно решил, что мы парочка, а парочки всегда ругаются.
– Извините, – бормочет он, – но штруделя тоже нет, закончился.
– Вы что, съели мой штрудель? – Я возмущена, и глаза официанта становятся как красный сигнал светофора.
– Я съел? Я ничего не ел.
– А кто съел? Пушкин?
– Люди съели. – Официант оскорблен, он считает, что я попросту измываюсь над ним. Он не так уж и не прав. – Могу предложить блинный торт.
– Блинный торт – это просто что-то, что вы делаете из остатков еды, которые уже невозможно продать. Куча блинов, залитая сгущенкой. Видела я ваш блинный торт.
– Фая, зачем ты пришла? – поворачивается ко мне Саша. – Зачем, а? – Его раздражение прорывается, что, видимо, неплохо, но оно выплескивается на меня, а это нехорошо.
– Почему ты не скажешь мне, что ты ни в чем не виноват? Почему не объяснишь все? – Я говорю, а официант стоит и слушает, не понимая, что ему делать. Я поворачиваюсь к нему. Я говорю, что ничего не хочу, даже кофе. Он пугается, кофе уже заказан, и он боится, что я не стану за него платить. Мне становится стыдно за свое поведение, и я заверяю официанта, что у меня нет никаких претензий и что я выпью этот чертов кофе и могу даже заказать салат по его выбору. Я уверена, что он плюнет мне в этот салат. Я бы плюнула. Наверное. Хотя я никогда ничего подобного не делала и не верила, что кто-то пойдет на такое – плюнуть в чью-то еду. Наконец официант уходит, и мы с Сашей снова молчим. На этот раз я решаюсь задать вопрос, который меня по-настоящему волнует.
– Ты что, действительно подписывал эти акты?
– О, ты и об актах знаешь! – восхитился он. Его губы растянулись в неулыбчивую улыбку-гримасу, когда ничто не улыбается, а мышцы лица просто насильно растянуты. Мне стало страшно, а Саша продолжил: – Быстро работает телеграф, или как там оно называется? Сарафанное радио.
– Подписывал или нет? – нахмурилась я.
– А с чего ты взяла, что я буду отвечать на твои вопросы? Только потому, что ты принесла мне ракетки? А откуда я знаю, что это не было так задумано? Постников и его братья по разуму прессуют меня на двадцать седьмом, потом выкидывают из здания, отбирая мои личные вещи, а затем подсылают тебя, чтобы добиться каких-нибудь признаний?
– Меня? – Я побелела и захотела плеснуть остывший кофе из его кружки прямо ему в лицо. Еле удержалась. Холодно переспросила, кто именно меня подослал. Не Постников ли?
– А почему не Постников?
– Ты ведь квартиру купил, да? Что никому не рассказал-то? Зажал новоселье?