– Пессимизм, он тоже как зебра. То черная полоса, то белая, – глумилась я. Обернувшись, я увидела, что Игорь сидит в кресле и с интересом естествоиспытателя рассматривает меня – его длинные клетчатые домашние брюки только подчеркивают стройность его ног, а босые ступни и обнаженная грудь заставляют мое сердце, как в глупых романах, биться чаще. Его вид ошеломляет, словно меня окатили водой – только не холодной, а обжигающе-горячей, словно я в парилке и кто-то брызнул водой на камни. Клянусь, я почувствовала тонкий запах мяты, расходящейся по комнате от горячего дерева. Я что, всерьез собираюсь уйти от такого дня?
– Зебра ты моя полосатая. – Игорь улыбался и лениво листал газетку. Всю прошедшую ночь он растратил, пытаясь поцелуями или пытками заставить меня повторить то, что я сказала ему в Маке. Я держалась, как могла, и даже в самые… м-м-м… сложные моменты обходилась междометиями или ответами типа «ты мне нравишься», «ты ничего так» или – коронное – «кажется, я сказала, что очень тепло к тебе отношусь».
– За «тепло отношусь» ты ответишь. Я тебе что, бабушка, чтобы ко мне относиться тепло. Я тебе… тебе задам жару, – шептал он, и я хохотала и просила меня помиловать.
Теперь, наутро, мы были прекрасно, восхитительно усталыми и пресыщенными, какими бывают люди после праздника, после новогодней ночи. У меня болело все тело, и я удивлялась, сколько физических усилий требует невесомая, эфемерная, похожая на флер любовь. Эта усталость мышц, синяк на бедре, сухие, раскрасневшиеся губы – все это было восхитительно и ново, как будто в первый раз. Все новое – хорошо забытое старое. А кто старое помянет – тому глаз вон.
– Можно мне с тобой пойти? – спросил Игорь игриво. Я пожала плечами. На самом деле я ужасно не хотела расставаться с ним и на минуту, но ни за что не хотела давать ему это понять.
– Если хочешь, конечно, пойдем, – ответила я, скрывая радость. – Тем более я тебя уже звала с собой. Хотя я и не понимаю зачем. Ты будешь играть?
– Ни за что. Но также я ни за что не собираюсь оставлять тебя наедине с человеком, которого еще недавно ты мечтала совратить при помощи пачки воланов, – заявил он невозмутимо, а я вздрогнула и улыбнулась.
– Совратить пачкой воланов – ты хоть слышишь, как странно это звучит? Словно я – какой-то маньяк и извращенец. Но то, что ты ревнуешь, меня радует.
– Я, ревную? – возмутился Игорь. – Ни в коем разе.
– Уверен? – Я улыбнулась и нарочно прошла мимо – «случайно» распахнув полы надетой на меня его рубашки. Да, это был совершеннейший штамп, стащить рубашку у мужчины, с которым ты провела ночь, и расхаживать в ней по его дому. Так делают во всех телефильмах, в глупых романтических сериалах. Но я сама была глупой и романтичной, и мне так нравился этот острый, яркий лимонный запах, мужской запах, наполненный феромонами, что я бы ни за что ее не сняла. Я ходила в чьей-то рубашке по чьему-то дому только во второй раз в жизни. И к тому же сиреневый мне к лицу.
– Разве только чуть-чуть, – нехотя согласился он.
– Ну и зря. Я же тебе сказала, как тепло к тебе отношусь. Никакого повода для беспокойства.
– Если ты еще раз скажешь мне хоть слово про наши теплые отношения, придется мне показать тебе разницу между теплыми отношениями и обжигающе-горячими. Кроме того, моя дорогая «иноплатянка», ты сейчас ведь сочувствуешь этому своему Гусеву, верно? Значит, я должен быть осторожен.
– Куда ты клонишь?
– Я клоню к тому, что нет более опасного момента, чем когда женщина преисполнена жалости к пострадавшему, да еще и несправедливо пострадавшему мужчине. Половозрелому мужчине, который физически ей не противен.
– Ты ревнуешь! – Я хлопнула в ладоши.
– Ладно, да. Я и не скрываю этого. А чего ты так радуешься?
– Несмотря на все твои дипломы, тренинги, весь твой интеллект, твой ум, которого у тебя – палата, в душе ты – жадный собственник и мужлан.
– Мужлан? – вытаращился на меня мой благородный идальго. – Я мужлан?
– Да! – радостно подтвердила я. – Именно так. И собственник.
– И ты говоришь об этом так, словно радугу увидела. Словно даже и не надеялась на такую нечаянную радость.
– Я и не надеялась. Я боялась, что каждый раз, когда я буду ложиться к тебе в постель или, к примеру, скажу тебе, что я люблю тебя, ты будешь спрашивать меня в ответ: «Вы хотите поговорить об этом?» То, что ты мужлан, это очень хорошо. Я люблю мужланов.
– Значит, я мужлан. Тогда, может быть, когда-нибудь я тебя побью, – пообещал Игорь, тон – угрожающий.
– Надеюсь, – улыбнулась я в ответ, и Малдер мой не выдержал, расхохотался.
– Мне кажется, ты, Фая, все-таки не послушалась меня, открыла коробку с котом и решила, что он жив. Значит, ты любишь меня?
– Ты опять? Снова про мои теплые чувства? Может, просто найдешь кроссовки и мы просто поедем на тренировку.