Кот, который гуляет со мной

У моего рыцаря было семь родинок, две на лице, четыре на спине и одна сбоку, в области правого подреберья. Я сказала – это след от манипуляций по изъятию ребра для ваяния женщины. Он ответил, что мне виднее, из чего я там сделана. Мы вспоминали мультики, которыми нас потчевали в детстве. Между нами было шесть лет разницы, рыцарю исполнилось тридцать три, возраст Христа, и мы пытались определить на глазок, к одному ли поколению мы с ним относимся. Выяснилось, что мы выросли в разных галактиках. Я обожала диснеевскую «Русалочку» и «Али-бабу» и «Симпсонов», он пожимал плечами и припоминал какие-то олимпиады и футбольные матчи.

– Ты любишь футбол? – изумилась я.

– Ты смотришь «Симпсонов»? – изумился в ответ он.

– Ты еще добавь, как моя мама, что-нибудь про «эту гадость и жуткую пошлятину». И нацепи очки на нос.

– Это жестоко, моя дорогая, – улыбнулся Игорь, снова стащив одеяло так, чтобы хоть чуть-чуть, да оголить меня. – Я, между прочим, работаюто в очках. И потом, кажется, я говорил тебе, что болею за «Динамо».

– Да, говорил, но я забыла. У меня ведь память девичья. Да и когда ты мне это говорил, я не могла исключать вариант, что ты шутишь. У меня же нет никакого способа определить, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно.

– Серьезно? – хмыкнул он. – А как насчет такой шкалы: если то, что я говорю, вызывает у тебя смех, то это значит, что я шучу. А если нет – значит, я серьезен.

– Эта методология имеет существенные минусы, мой дорогой. Потому что тогда я должна брать за аксиому, что все твои шутки будут обязательно смешными. И что, будучи серьезным, ты никогда не скажешь ничего, что могло бы меня рассмешить. В то время как твои слова, что ты любишь футбол, вызывают у меня смех.

– Не могу сказать, чтобы прямо обожал спорт, но я же мужчина.

– То есть все мужчины любят спорт? А вот мой папа не любил спорт. Вообще никакой. Что ж он, не мужчина был?

– Господи, Фая, я сейчас пойду на кухню и принесу тебе хлеба с солью. Целую солонку заставлю съесть!

– Зачем? – испуганно спросила я.

– Чтобы побыстрее съесть этот проклятый пуд соли. Говорят, что только тогда можно узнать человека по-настоящему. Значит, так. Я люблю футбол, баранину на гриле и тебя.

– А я-то думала, что все психотерапевты увлекаются икебаной и рисованием по батику. Постой, что ты сказал? – спохватилась я. – Ты меня… что?

– Опять наезды на психотерапию?

– Нет-нет. Вот после баранины… Повтори!

– Ни за что! – И Игорь расхохотался, снова стаскивая с меня одеяло. Через некоторое время – не так чтобы сразу после этих слов, но и не через два часа – я лежала, усталая, но абсолютно довольная и искала слова, которые все как-то порастерялись, поразбежались по дальним углам. Тело чувствовалось каким-то легким и звенящим, каким оно бывало только после целого дня купания и солнечных ванн летом или хорошей, горячей сауны с паром зимой. Игорь лежал рядом, на боку, повернувшись ко мне лицом, и смотрел на меня, изучал меня, и, кажется, ему нравилось то, что он видел. Странный парень.

– Нет, я ни в коем случае не против твоей психиатрии. Наоборот, – пробормотала я, тоже разворачиваясь к нему. Наши лица были близко, на расстоянии дыхания, и мы тихо тлели, как раскаленные угли, оставшиеся там, где еще недавно полыхало пламя. Подуй на нас, и мы покраснеем от жара. О нас можно греть ладони.

– Не против? Я рад.

– Что ты! Я же рассчитываю на нее. Я, можно сказать, надеюсь на нее. В особенности когда речь идет о Лизке. Думаешь, она говорила серьезно?

– О чем? – спросил Игорь так, что было ясно – его эта тема совершенно не волнует. Я вздохнула.

– Она сказала, чтобы я меняла замки и отменяла свадьбу. Думаешь, стоит пойти купить замок?

– А ты думаешь, это будут зря потраченные деньги? – Игорь посмотрел на часы.

– Скажи, что ты думаешь… как профессионал? – Я перевернулась на спину, изогнулась и села, сложив ноги, как это делают доморощенные йоги, которым не по силам настоящая поза лотоса. Эдакий полулотос.

– Ты знаешь, что я скажу, а я знаю, что тебе это не понравится.

– Скажи все равно, – нахмурилась я.

– Такое прекрасное утро… – Я молчала, демонстрируя серьезность своих намерений. Мой благородный идальго поднял руку и провел указательным пальцем от моего плеча по выступающей косточке ключицы и ниже, по груди, по соску, по животу…

– Скажи, – промурлыкала я.

– Хорошо, но только потому, что шансов на то, что ты меня выпустишь живым, все равно нет. Верно же? Ну что ты хочешь услышать? Что тот мужчина, которого я видел всего один раз, больше никогда не вернется? Или что твоя сестра наберется сил и прогонит его, если он все же вернется? Или что на худой конец есть шансы, что он изменится или станет хотя бы приемлемым отцом своим детям?