— И совсем не немножечко! — утробным голосом рявкнул кот. — Вы берете книги, расчленяете их, режете на куски… То есть попросту убиваете их, лишаете жизни! Вот что вы делаете!
— Это ложь! — прогремел директор.
До этого момента он разговаривал мягко, но сейчас в его голосе прозвучали такие жесткие нотки, что трое друзей просто онемели.
— Я дарю книгам новую жизнь! — Директор снова заговорил медоточивым тоном. — Непрочитанная книга канет в Лету, ее забудут. Я же стараюсь, чтобы книги продолжали жить. Мне будет жаль, если они умрут. Поэтому я и делаю выжимки, составляю краткое изложение, применяя технику быстрого чтения. Тогда произведение оставит свой след в истории, оно останется жить, и многие люди, которые жаждут сокровищ литературы, смогут их прочесть. Мы ответим на их ожидания. «Мелос разъярился!» — это прекрасное изложение сути сюжета! — Директор медленно встал и принялся размахивать ножницами, словно шпагой. — Мне кажется, что музыка и книги — очень разные. Их нельзя сравнивать. Хотя и то и другое привносит в жизнь людей мудрость и силу духа, исцеление души… И музыка, и книги призваны служить людям, чтобы человек мог находить утешение и черпать вдохновение. Однако это очень разные инструменты…
В это время зазвучал весь оркестр. Директор повернулся, и полы его белого халата взвились в воздух в такт музыке, описав дугу, словно в танце. Парящие в воздухе ножницы сверкнули жестоким блеском.
— Для музыки есть место в повседневной жизни. Можно слушать стерео, когда крутишь баранку автомобиля, брать на прогулку плеер, включать магнитофон в лаборатории… Можно под музыку лечить людей… Но невозможно делать все это, читая книгу. Я могу работать над своими исследованиями, слушая Девятую симфонию, но я не смогу писать статью, читая «Фауста». Такая особенность книг и есть одна из причин падения интереса к ним. А то и полного забвения. Но я спасаю книги от этой печальной участи. Я работаю, не щадя себя. Нет, я не режу книги, не расчленяю их, я дарю им жизнь! — закончил свою тираду директор. И в этот момент вступил баритон, словно заканчивая отсчет времени.
Кот молчал… Ринтаро понимал его без слов. Точно так же было и в прошлый раз, когда они вместе оказались в том странном доме со стеклянными стеллажами. Да, речи директора были совершенно за гранью разумного, однако в них проскальзывало нечто такое, что не позволяло считать их просто бредом сумасшедшего. Только истина может быть настолько пронзительной.
— Такова эпоха, — мягко заметил директор, уловив сумятицу мыслей и чувств Ринтаро. — Трудные книги перестают цениться лишь потому, что они сложны для понимания. Все желают читать шедевры легко и непринужденно, без труда, — ну, как слушать популярные песенки… Нужно читать быстро и много. Если шедевр не отвечает требованиям времени, он обречен на смерть. Эти ножницы призваны спасать жизнь книгам.
— Хозяин… — Голос кота вернул Ринтаро к действительности. — Я вижу, ты сомневаешься? Все эти речи произвели на тебя впечатление…
— Честно признаться, да… Немножко.
Кот разъяренно покосился на него, его усы встопорщились.
Директор размахивал ножницами, дирижируя невидимым оркестром. Ножницы отражали резкий флуоресцентный свет, и «Ода к радости», начавшаяся с соло, уже гремела первым мощным припевом, подхваченным хором.
— А в самом деле, было бы здорово прочесть «Фауста» за две минуты…
— Это софизм, — заметил кот. — Подмена истинного на ложное.
— Ну и пусть подмена, — перебила вдруг Саё. — Мне кажется, я поняла смысл всего этого. Вот я, например, читаю медленно и с трудом понимаю сложные книги, и, пожалуй, я бы выбрала скорочтение… или даже краткое изложение.
— Прекрасно вас понимаю! — Директор удовлетворенно кивнул. — Даже очень хорошо понимаю! Как бы я хотел вам помочь!
Лицо Саё приняло восторженно-мечтательное выражение. Она смотрела на директора, как зачарованная.
— Ринтаро, да сделай же что-нибудь! Он ее сейчас совсем заколдует! — взревел кот.
— Легко сказать «сделай», — проворчал Ринтаро.
Оглушительная музыка «Оды к радости» вторила его тревожным мыслям. Громкие звуки, словно преграда, не давали мыслям течь свободно, они же не позволяли пробиться к директору, обволакивая его, будто коконом. Ринтаро вытер покрывшийся испариной лоб и осторожно поправил очки. Что бы сказал в такой ситуации дедушка?
Он представил себе профиль деда, задумчиво наливающего чай в чашку. Его скользящий по строчкам взгляд. Стекла его очков, мягко отражающие свет лампы. Морщинистые пальцы, переворачивающие страницы…
— Ринтаро, тебе нравятся горы? — слышит он далекий звучный голос деда. Дед искусно заваривает черный чай. — Горы, Ринтаро…
Книги и горы? Какое отношение книги имеют к горам? Ринтаро наконец отрывается от книги, которую читает, и озадаченно смотрит на деда.
Дед подносит чашку с чаем к носу и медленно водит перед лицом, наслаждаясь ароматом…