Кот на плече

 О русском хоккее я услышал в первый раз и поспешил узнать у Звягина, чем он отличается от привычного мне канадского.

– В него играют загнутыми клюшками, вместо шайбы используют мяч, наподобие бейсбольного, – пояснил Звягин, – а коробка – больше размерами, потому что мы привыкли к широким просторам и на канадской коробке там тесновато.

 «Наверное, они на Марсе чувствуют себя лучше, чем мы, потому что здесь точно бескрайние просторы», – подумал я.

Он же объяснил мне простейшую технологию изготовления коньков, вернее даже не коньков, а лезвий. Я-то думал, что придется испортить комплект сапог, проделать в них дырки, вкрутить болты, на которых будут держаться лезвия, и потом загерметизировать эти дырки, чтобы через них не уходил воздух, как-то не подумав о том, что они могут быть съемными и крепиться к сапогам не болтами, а ремешками. Звягин мне буквально глаза раскрыл. Он рассказал, что лет сто назад все русские детишки катались именно на таких лезвиях, прикручивая их ремешками или даже проволокой к валенкам или ботинкам.

Золотыми руками из нас мог похвастаться только Ральф, поэтому он и взялся сделать для всех коньки. Того, кто делал ботинки, называли башмачником, а как назвать человека, который делает коньки? Ральф вырезал их из куска стали, приваривал по два основания под носок и пятку, сверлил дырочки, просовывал в них ремешки, а после примерял конструкцию к сапогам. Это отчего-то напомнило мне сказку о Золушке – тот ее момент, где принц просит всех претенденток на его руку засунуть ножку в потерянную хрустальную туфельку и ни у кого это не получается, потому что туфелька им слишком мала, но Ральф сделал туфельки, то есть коньки, всем впору.

На спины каждый из нас нанес клейкой лентой номера, под которыми мы хотели выступать. У меня был номер 77. Звягин потом смеялся, что именно с такой цифрой когда-то давали номера автомобилям, зарегистрированным в Москве, из которой он был родом.

Бортиками мы огородили расчищенную площадку. Кое-кто на Земле поспешил раскупить это рекламное пространство, но надписи вышли совсем крохотные и разглядеть их без увеличения было крайне сложно. С внешней стороны бортиков потихоньку собирался песок, но пока еще не пересыпался через них. Плохо будет, если поднимется ветер и припорошит площадку. Придется ждать, пока роботы вновь не расчистят ее. Они нанесли некое подобие разметки, но круги на точках вбрасывания отчего-то получились кривыми и разного диаметра.

Мы могли вовсе обойтись без судьи. Честно признаться, я не думал, что мы строго будем следовать всем канонам игры. В обычные правила мы внесли один дополнительный пункт. Каждый должен был рассчитывать на собственные силы, то есть применять экзоскелеты запрещалось. Бортики у нас были маленькими. Любой силовой прием возле них грозил тем, что хоккеист оказывался за площадкой. Наверняка большая часть нарушений останется без наказания. Но судья был необходим, чтобы вбрасывать шайбу. Ральф сиял от счастья, что судьей мы назначили Снупи, в которого закачали необходимую информацию.

Русские приехали на пару часов позже нас. Мы постоянно с ними переговаривались. За исключением водителей, они восседали на корпусах своих двух вездеходов. Судя по тому, что скафандры их почти не запылились, наружу они вылезли совсем недавно, а всю дорогу провели в кабинах. Для того, чтобы еще больше походить на группу захвата, которая едет на броне своих боевых машин, им не хватало сжимать в руках клюшки, но и без того их прибытие получилось очень эффектным.

 Мы узнавали друг друга, читая имена и фамилии на скафандрах. Но я и так помнил, как они все выглядят. Пожимая руки русских космонавтов, я точно различал лица за серебристыми стеклами гермошлемов и улыбался им. Пусть они эту улыбку не увидят, но они должны ее почувствовать. Роботы, которым предстояло снимать этот матч, уже приступив к своей работе, мешались под ногами и передавали на Землю исторические кадры.

 Русские выволокли из кабины одного из своих вездеходов серебристое ведро на ножках, к которому была приделана труба и краник. Ракета эпохи пара.

 «Самовар! Как они его сюда привезли?  – усмехнулся я. – Вот он «Кубок Марса», за который мы будем биться!»

– Отлично, лучше и быть не может!  – сказал я и показал большой палец, когда Звягин спросил меня о кубке.

У нас и русских скафандры были похожих конструкций, в расцветке преобладали оранжевые, белые и серебристые цвета. Чтобы хоть как-то различать своих и соперников – мы воспользовались тем же методом, который применялся еще в Варфоломеевскую ночь, то есть повязали на предплечья полоски ткани. У тех, кто играл за «Ураганы Марса» – она была красной, а у тех, кто выступал за «Марсианских медведей» – синей.