Кот по имени Кот

– Нет, в теплую печь, не горячую. Потом повитуха специальный заговор говорит. Чтобы хворь вся сошла с дитя. А когда дите допечется, тогда его с лопаты через лошадиный хомут на пол спускают. От теста освобождают. Тесто собаки едят и хворь забирают. А младенец после того становится крепким.

– Врешь ты, не бывает так, – не верил Кот.

– Да я сам видел! Был я до этого в гостях у кума на именинах. Банник еще приходил. Так мы хмельного меда и напились. Я домой вернулся и уснул в бабкиной корзине с травами и всякими инструментами для работы. А когда проснулся, она уже дите принимала. Ох и орала поповская дочка! Как будто с нее кожу живьем дерут, – Домовой покачал головой. – А когда дите родилось, оно и не кричало. Все решили, что мертвое. Бабы голосить начали, поповская дочка плакала, что покрестить не успели. А баба Маша как крикнет: «А ну цыть все!», а сама младенца завернула в теплую шаль и какие-то слова ему в ухо шептала. И попа не пустила, тот хотел дитя крестить быстро перед смертью.

– И что ребенок? Выжил? – Кот и верил, и не верил, и боялся за ребенка, и искал в глазах Домового намек на ложь. Чудное время, чудные дела творятся.

– Выжил, куда ему деваться? – гордо сообщил Домовой. Он подобрал свое рукоделие и пятка на лапте быстро стала приобретать округлость. – Баба Маша потом поповскую дочку три дня травами отпаивала, от кровати не отходила.

Кот посмотрел сверху на бабу Машу. Женщина довязала носок, оборвала ниточку и тяжело поднялась. Может быть Юлькина прошлая жизнь это и есть баба Маша? Может быть Юлька – прирожденный врач? Кот вспомнил, как пришел домой с раненой лапой. Болело не сильно, кровищи только было много. Хозяйка сначала бегала вокруг него, боялась лишний раз лапу ощупать. Попытки лапу перевязать натолкнулись на кошачий протест. Потом появилась ОНА – переноска. Кот и моргнуть не успел, как оказался в переноске, а потом на столе у ветеринара. Там ему лапу залили какой-то вонючей и кусучей жидкостью. Нет, никакого врачебного таланта в Юльке не было. Даже очень скрытого. Петь она тоже так не умела. Вообще никак не умела. Ну подмурлыкивала что-то под заводной мотивчик, но чтобы вот так…

В душе все еще тлело удивительное и теплое трепетание, вызванное песней. А может остаться тут? Хорошо же. Казалось, так вот и лежал бы в тепле и ласке на печи. Болтал бы с Домовым. Слушал бы завывание метели в трубе. Может быть даже нашел бы общий язык с Чернышом. Ел бы домашнюю простую еду, ловил мышей и слушал вечерами бабкины песни, свернувшись клубком на теплой печной лежанке.

– А кто такой Банник? – вспомнил вдруг Кот не знакомое слово.

Домовой удивленно поднял реденькие брови.

– Банник он как я, только живет в бане. Баня – это там, где моются, – на всякий случай уточнил он.

Кот представил себе, как в Юлькином доме в ванной на полке с полотенцами сидит маленький человечек с мочалкой. Ну и зачем он там? Человечек из представления пропал.

Дверь с шумом отворилась, пропуская через себя морозный воздух, Черныша и укутанную в шубу тетку.

– Марусенька, пошли скорее! Настена рожает, поспеши, милая…

– Чего спешить-то? Настена твоя до утра не разродится, – повитуха достала из-под кровати корзинку и принялась в нее что-то складывать. Одновременно она давала указания Оксане, которая с любопытством наблюдала за сборами. – Поужинаешь и спать. Чтоб свечи не жгла, понятно?

– Понятно, – смиренно кивнула девочка. – А когда ты меня с собой возьмешь? Обещала же учить…

– Когда надо, тогда и возьму. Корову утром подоишь…

– Да знаю я все, – досадливо махнула рукой Оксана. – И про корову и про кур, и про печь, и про тесто…

– Вот и ладно, – кивнула бабушка.

Черныш унюхал чужой запах. Он стоял рядом с печкой, щерился и зло сверкал глазами. Домовой тут же исчез, прихватив лапоточек. Кот поспешил проснуться в свое время, чтобы не нарываться на конфликт.

Проснувшись на родном подоконнике, Кот сладко потянулся. За окном светало, и ранняя птица затеяла ежеутреннее треньканье. Кот сходил к миске, похрустел кормом. «Интересно, почему у нас нет Домового? Полезное существо, душевное. Может они живут только в старых домах, где есть такая печь? – думал Кот, совершая утреннее вылизывание. – Может его надо как-то позвать? Спрошу у Гоги, есть ли у него Домовой?»

У Гоги в большом семействе его людей была очень старенькая бабушка. Она носила мрачные длинные платья, черный платок и длинную, больно бьющую палку. Именно она настаивала на содержании кур, кроликов и трех коз. На их участке было множество хозяйственных построек, в том числе просторный сарай, он же сеновал и место для хранения зерна. Мышей там было вольно. Может быть при наличии старенькой бабушки, старых построек и всего этого зверья для хозяйственных нужд там есть и Домовой? Почему-то Коту казалось, что Домовому для жизни нужна всякая старина и таинственность. Может быть даже древность. Может быть даже дремучая.