Кот-Скиталец

– Без чина берите, вон сколько в этом кофейнике осталось, только подогреть еще придется. И сладкое тоже, а то я на него облизывалась, а схватить и в рот – некогда было… Вот над тем я и бьюсь, выходит. Совсем-совсем полных Белых Мужчин тут что, и не бывает?

– В том-то и штука. Перевертышами рождаются одни женщины. Был один, только и он соединил в себе подобосущую двойню… – Шушанк поперхнулся, но я уже поняла, про кого он. – Остальные – обыкновенные белокожие аниму. Цвет шкурки вообще-то у них дело наживное, все мы рождаемся грязненькими и красненькими от первородной смазки, только наш брат андр от своего солнца чернеет, инсан желтеет, как самшитовая палочка, а горные люди отмываются под луною.

Он сам здесь тоже слегка потускнел – до уровня молочного шоколада.

– Когда мальчик становится во всех смыслах мужем, только тогда он уравнивается с женщинами в правах и свойствах: и не раньше.

– Угм. Почти как у нилотов: пока не убьешь своего льва… – пробормотала я. – А львов на всех катастрофически не хватает…

– Вот-вот, – Шушанк кивнул, бестрепетно запихивая поперек рта самое длинное печенье. – Я и предпочел остаться вечным мальчиком да вечным студентом.

– Хозяин! – возопил кстати вернувшийся Бэс. И как был, в сосульках на жидком усе и прочих мало подходящих местах, влупился ему в объятия.

Что последовало далее, вербальному описанию не поддается.

– А теперь давайте посмотрим мою собственную берлогу, – сказал Шушанк.

Я ее и раньше приметила на окраине села, только полагала, что здешние детишки соорудили наглядное пособие для урока о неандертальском человеке. Редкие бревешки стен, плоская крыша из трухлявого корья, волоковые оконца то ли есть, то ли нету, зато дверь и порожек сплочены как для переправы через пороги, хотя и неошкурены.

– Вот. Сам соорудил из отходов лесопильной и деревообрабатывающей промышленности, – с гордостью сказал он.

– А снег вовнутрь не задувает? И холодно же, – усомнилась я.

– Ничего подобного. Во-первых, там внутри кокон. Ну, это еще объяснять, мое личное колдовство, вроде силового поля – вот вам аналог, хотя абсолютно неверный. Все, что попадает внутрь, преобразуется в нечто с обратным знаком. Холод – в жару, снег – в воду и пар. А во-вторых, я занимаюсь выработкой животного тепла на манер отшельников, неподалеку их видимо-невидимо.

– Телемский Монастырь, – подтвердила я. – Госпожа Иньянна была в женском, а вы, будем надеяться, навещаете мужской.

Переступив порог, я заподозрила, что его «кокон» работает не столько в сторону тепла, сколько в сторону жидкости. Ибо чувствовала я себя очень прохладно и очень сыро. Ни инея, ни льда здесь и вправду не наблюдалось, под потолком даже слегка парило, как в позавчерашней бане. Меблировка была условная – с типичной для Странников выемкой подмерзлого грунта. Кстати, как это лично я не побоялась превратиться в свою противоположность?

– Одному дивлюсь, – сказала я, – что вы не взяли от Белых того, что вам наверняка предлагали. Имеется в виду, кроме девушки.

– Если бы я был склонен брать то, что мне предлагают, я бы вообще не оказался в Горах, – Шушанк скорчил забавную гримасу. – Будь свидетелем, песик! Разве не было у нас там, в Андрии, двух крепких особняков с садом, городской квартиры в высотной стекляшке и банковского счета, а также дипломатской и депутатской неприкосновенности и по ту, и по эту сторону границы? В обмен на самую что ни на есть элементарную лояльность?

– Счет и по сю пору существует, – буркнул Бэсик. – Я на себя перевел по вашей доверенности. Еще и квартиру в одночасье продал, хотя с пригородами управиться не успел. Надо вам будет – поделюсь.

– Нет, госпожа Тати, вы что, до сих пор думаете, что меня из-за вас одной поперли и из дипломатического корпуса, и из первых депутатских помощников?

– Бэс так сказал.

– Для простоты. Много там чего за мной было диссидентского, и не путайте повод с причиной. Это я напоследок вас в Храм свозил, чтобы хорошенький сюрпризец кое-кому поднести, а заодно и самому на красоту порадоваться.

Шушанк скорчил торжественную мину и закрутил фигурную дулю напоказ кому-то здесь не присутствующему:

– Никакого гарантированного корма – вот мой девиз! Снежные волчицы – единственные, кто меня пока понял. Ручаюсь, и вы не вполне.

– Меня в Рутении приучили, что надо радоваться долгу перед матерним государством, сия мысль надо мной и довлеет, – чуть виновато объяснила я. – Поэма была о том знаменитая… этого, Евтушенка. В целом хороший был стихотворец, без дураков говорю. Пафос робинзонады мне не так уже и понятен – я имею в виду, добывать и строить одному и на пустом месте.

– Один и не может, ясное дело. Но попробовать, превозмочь себя – о, это пьяней вина и слаще меда!

– А родная Андрия к себе не тянет?