Кот-Скиталец

– Дно прямо-таки выстлано самоцветами, – вкрадчиво мурлыкнул некто над правым плечом Серены. – Есть реки золотые, как колхидское руно, и серебряные, и одетые в малахитовую шубу с медными блестками. Великолепные игрушки для твоих будущих малышей, не правда ли?

Серена оглянулась. На ветке сидел огромный, толстый манкатт с шерстью гагатового оттенка и ухмылялся от уха до уха.

– Вот новости… Ты кто?

– Кот, – с гордостью ответило существо. – Сказочный.

– Понятно, – улыбнулась она. – А ты сам как – и внутри каменный или только шерсть из минерализованного древесного угля?

– Догадайся, – он перебрался повыше, поводя хвостом перед ее глазами.

– Вард, Эрбис, я ведь всегда умела читать внутри камня! Угадывать свернутый микрокосм, что записан внутри символом, иконой, руническими знаками или иероглифами. И я вижу, что тут все камни живые; только вот этот Живущий подвижен наподобие нас троих, а в глуби неподвижных записан шифр целого нового мира. И они же все теплые, Эрбис, хотя тут нет солнца!

– Обиталище, где нет ни солнца, ни м-мороза, – процитировал Зверь-На-Ветке.

– Какой ученый кот, прямо улем! – восхитился Эрбис. – Ну да, госпожа моя, здесь вся низшая природа живая, не то что наверху, где она способна лишь на то, чтобы своим прахом поддерживать чужое существование.

– Низ. Глубоко. Глубина, – пробормотала Серена. – Что значат эти слова?

– Узнай, – повторил кот. – Вот тебе еще один сопряженный лексический ряд: знак, познать, познание.

Повернулся вокруг своей усатой морды и исчез. Осталась одна улыбка, но и она постепенно растворилась в изумленном воздухе.

– Дружок Алисы, – с презрением фыркнул Вард. – В том переплете, куда его засадил некто Доджсон или как там бишь еще, не так уж и весело, вот он у нас и развлекается понемногу.

– Развлекается? Право, в этом мире надо и вправду быть не мягкой плотью, а диамантом, чтобы так развлечься и не поистратиться, – ответила Серена.

Конь вел их берегом реки. Щебень и в самом деле был усыпан мелкими золотыми самородками и менее заметным горным хрусталем, аметистом и топазом. Река, закручиваясь пенным водоворотом, вливалась в озеро: вокруг него не стояло даже и тех застывших растительных декораций, только сланцевая крошка, бурая и теплая по тону, и нагие, пологие склоны. Девушка запрокинула голову кверху: небосвод над тихой водой был чист и имел все признаки шатра, хрустальной крыши мира, прозрачной полусферы. Однако теперь в его бирюзовой синеве едва видимыми символами была записана мировая беспредельность: тонкий облачный туман змеился, подобно белому дракону, небесный пастух покачивал своей изогнутой наверху серебряной герлыгой, а рядом смирно паслись лохматые звезды.

– Змея, звезды и посох тоже живые? – спросила Серена.

– Конечно. Ты позвала их в душе – они и явились ради небесного украшения, – ответил Эрбис.

– Ради одной меня?

– Не только: им самим радость.

– Тогда пойдем дальше.

Пологие скаты, что держали озерную воду наподобие чаши, перетекли в долину, одетую яркой жизнью. То была страна изобильных трав, благоуханных цветников, тучной земли, которая не отягощала подошв, не обращалась в трясину от дождя и не струилась пылью от зноя: ее покрывал плотный ворсистый ковер растительности. Деревья раскидывали свои ветви далеко вширь, не сбиваясь в рощи, но смыкаясь концами листвы. Среди лугов бродили овцы и козы, буйволы и верблюды, но никто не выпасал этих стад; гривастые львы катались на спине, играя с темнокожими ребятишками, но никто не испытывал страха; повсюду сквозь зелень просвечивали шатры и кибитки, однако не было поселений.

– Они обладают разумом, здешние четвероногие и четырехлапые Живущие? Таким, как наши в Триаде? – спросила Владетеля Серена тихо, чтобы случаем кого не обидеть.

– Да, но не вполне таким, как ты привыкла. Они открыты миру, как дети, и мысль их картинна. Когда они сравнивают и обобщают, к ним не приходит ни слов, ни цифр – они просто накладывают один рисунок на другой, как будто оба сделаны из прозрачной бумаги, мнут их и формируют, как глину. Вот еще почему люди нэсин не любят изображать животных – сами животные делают это лучше.

– Как – держа кисть в лапе или копыте?

– Нет, – отозвался на этот раз конь. – Мы научили их впечатывать в ткань или пергамент саму мысль. Конечно, это лишь часть того, что происходит у них внутри, но даже и это прекрасно. Я еще добавлю: когда Живущие переводят в красочный образ то, что по природе образа не имеет, – мало кто из аниму может их понять и никто из андров не любит подобной беспредметности.

– Абстрактное искусство – чудесное развлечение вечных юнцов и творческих одиночек… Смотри, Владетель, они все вместе, но всяк сам по себе.

– Чем более Живущие продвигаются в понимании самих себя, тем меньше у них желания сбиться в стадо, – резюмировал Эрбис. – И зачем? То, что их всех связывает, куда больше зрения и слуха, тела и души. Мы все в нем покоимся, и оно оберегает нас, как бы широко мы ни рассеивались. Разве ты не чувствуешь себя внутри огромной ладони, которая смыкается вокруг тебя своими горами и своим небом?