Кот-Скиталец

На какое-то время запахи чужаков утишились, но внезапно свалились на него прямо клубком шипастых лиан с гнилыми орехами на них. Новые враги, и они скверно мыслят. Арт уже рвал дорогу в клочья, не понимая, что происходит, не разбирая, куда и зачем летит.

…Там появился совсем иной. Тот, «Живущий Многажды», о котором ходят всякие россказни, что будто бы не андр, не инсан, не мунк – но все трое сразу. Сухой, трескучий вкус его имен – будто молнию пробуешь на язык. И еще второй оттенок – еле памятный: при отце, покойнике, был…

Тут он достиг цели.

– Раньше я никогда его не видел и не чуял, мама, – рассказывал он мне в поселении, где нашел после всего. – Мы только слышали о нем, как и ты слыхала от отца. Кхонд умеет переводить звуки в запах, ты ведь понимаешь, и запоминать вместе с ним – потому я и вспомнил, еще не видя. Его клички всегда строятся вокруг двух знаков – Бэ и Дэ. Безумный Даниэль, Бездомник Даниль, Бродяга Дану… Бродяжник Дэн…

Эти сочетания мой сын произносил отстраненно, без привнесенных элементов, поэтому я, с некоторым даже удивлением узнала типично европейские, рутенские имена. Рождались ассоциации: Бэ Дэ – напоминало не столько Белый Дом, сколько аббревиатуру моего любимейшего барда, православнейшего буддиста и возмутителя всяческих спокойствий. Бродяга – иное: запах медуницы и земляничных полян, смоляной капели на коре сосен, глюздики, которые мы любили жевать в детстве. Бродяжник Арагорн – вторая, после Бориса Гребенщикова, веха моего интеллектуально-духовного просветления: первая в жизни настоящая сказка, на которую я, к несчастью, напала уже будучи взрослой и неспособной играть в ее игры. Тогда меня потрясло: как сочно, плотно, с каким живительным юмором и мужеством неподдельного трагизма можно говорить с детьми – и как по-всамделишному. Рутенские народные побасенки по сравнению с этим были точно аляписто крашенный жостовский поднос.

– Он, говоришь, имеет карт бланш на житье во всех андрских пограничных угодьях?

– И во всей Андрии, мы думаем. Про Лес и речи нет: мы любим отшельников, а Дану к тому же и отшельник непростой. Идет – былинки не приклонит, сухого стебля не переломит. Многих навещает; с ним любят потолковать и сукки, и мунки, но больше всего – зверье полусмысленное.

– Я почему его ни разу не видала: он что, кхондов не жалует?

– Почему же? Просто не велит подходить близко к его домам. Там хозяйкой своевольная женщина… Символ охраны… Великолепная Пантера.

Все эти понятия сын вместил в специфический одозвук, каким во время образовательных бесед с мною истолковал черную женскую гвардию короля Дагомеи. Кхха Эноньо. Киэно…

Шли туда мы, как я чувствовала, не менее суток, хотя двинулись поздним утром, а когда достигли цели, солнце стояло еще высоко: должно быть, светило по этому случаю взялось работнуть сверхурочно.

…И вот тогда-то, в разгар духовного противоборства почти не замеченный никем, из куста вылупился Артханг, любезный братик, во всей красе своих темно-яростных глаз, нагих белых клыков, вытянутого стальной саблей тела. Шерсть дыбом, развесистые уши присобраны, хвост лупит по бедру, как полицейская дубинка.

Враг дрогнул и ретировался к транспортному средству, оставив в тайне свои первоначальные намерения. Победители остались вчетвером.

Артханг слегка расслабился, хищно и в то же время с почтением поглядывая на кошачью принцессу.

– Они сейчас улетели, но тебя в покое не оставят, – говорил незнакомец.

– Уж наверное. Во имя одних чувств к тебе, настолько странных и разнообразных, что я изумлена. Ну, я их тоже так просто не оставлю: они меня с братом еще не попробовали на вкус, цвет и погрыз.

– Тебе это очень нужно? Лично устрашать всех лесных барахольщиков?

– Нет.

– Тогда пойдешь сейчас ко мне, пересидишь сколько-нисколько. Главное, чтобы они вас сверху не засекли.

– У этой дамы шарики в мозгу вертятся получше, чем у молодого кхонда в семьдесят седьмом поколении, – внезапно сказал Арт с завистью. – А уж мысли пахучи – как целая куртина ночных фиалок.

– Знаешь, я все-таки не советовал бы тебе углубляться в эту проблему, – ответил чужак. – Киэно и самолюбива, и на лесть неподатлива, а вам, Лесным Псам, на ее погляд рыцарского вежества еще ой как надо набраться.

– Верно, брат. За моральную поддержку благодарю, а сейчас лучше вернись к маме, оповести, что случилось.

– И приведи инэни Татианну сюда. Я точно произнес ее имя? – властно сказал Бродяга Даниэль.

Запись одиннадцатая

Жизнь не зависит от набора известных реалий, как-то: жилплощадь и работа, зарплата и пенсия, еда и тепло, государственная безопасность, величие нации и соборность мышления. Жизнь – очень простая штука, почти такая же простая, как Бог: либо она есть, либо ее нет.