Кот со многими хвостами

Эллери не пытался определить, почему грядущий судебный процесс вызывает у него приступы почти физической боли. Открыв, как ему казалось, причину недуга, он примирился с неизбежным и обратился к другим делам. К тому времени Рева Ксавинцки уже была опознана, и повсюду шли поиски убийцы. Эллери почти расслабился и даже подумывал о возвращении к литературной деятельности. Роман, который он забросил еще 25 августа, одиноко лежал в своей могиле. Эллери эксгумировал его, с удивлением обнаружив, что роман кажется ему таким же незнакомым, как свиток папируса, выкопанный в дельте Нила спустя три тысячи лет после написания. Он трудился над ним давным-давно, а теперь от него исходил исторический аромат черепков. «Взгляните на мои великие деянья, владыки всех времен, всех стран и всех морей! Кругом нет ничего... глубокое молчанье...»[120] В мрачной решимости Эллери бросил примитивный плод своих трудов «предкотового» периода в огонь и уселся творить новое чудо.

Но прежде чем он успел упереться ногами в нижний ящик стола, произошел непредвиденный перерыв по очень приятному поводу.

Джимми Маккелл и Селеста Филлипс прибыли пригласить на свое бракосочетание мистера Квина, которому предстояло стать единственным гостем на свадебном торжестве.

— Во всяком случае, со стороны Маккелла, — пробормотал Джимми.

— Он имеет в виду, — вздохнула Селеста, — что его отец вне себя от ярости и не приедет.

— Папа грызет мебель, — объяснил Джимми, — из-за того, что его непобедимое оружие — угроза лишить меня денег — превратилось в ничто, когда я получил дедушкины миллионы. А мама не успокоится, пока не начнет планировать свадьбу с двадцатью тысячами гостей. Поэтому Я послал все к черту и...

— И мы получили брачную лицензию, сдали кровь на реакцию Вассермана...

— Успешно, — добавил Джимми. — Так что, мистер Квин, не согласитесь ли вы привести ко мне за руку мою невесту завтра в девять тридцать утра в здании мэрии?

Джимми женился на Селесте в ряду других счастливцев, подвергшихся аналогичной процедуре, Артура Джексона Била из Гарлема и Гэри Г. Коэна из Браунсвилла в Бруклине. Чиновник мэрии оказал молодым особую честь, проведя церемонию вдвое быстрее обычного. Мистер Квин поцеловал невесту с возгласом: «Наконец-то!» В холле новобрачных ожидало всего восемнадцать репортеров и фотографов, причем миссис Джеймс Гаймер Маккелл воскликнула, что не понимает, каким образом им стало известно о свадьбе, потому что Джимми ничего не сообщал никому, кроме Эллери, и пробормотал приглашение всего нескольким бывшим коллегам-журналистам. Свадебный завтрак со значительно большим, чем предполагалось, количеством гостей был съеден в коктейль-холле аэропорта Ла Гуардиа, после чего Парли Фил Гоначи из «Экстра» предложил общий танец. В разгар шумной кадрили появилась полиция аэропорта, побудив некоторых гостей — наиболее рьяных поборников конституции — защищать священную свободу прессы фотокамерами, бутылками и стульями, что дало возможность молодоженам и их покровителю потихоньку ускользнуть.

— Куда же вы летите с вашей оставшейся целой и невредимой супругой? — не совсем твердым голосом осведомился мистер Квин. — Или это не мое собачье дело?

— Все абсолютно comme il faut![121], — ответил мистер Маккелл с великодушием человека, также щедро насладившегося дарами Реймса и Эперне[122]. — Мы никуда не летим.

— Тогда при чем тут Ла Гуардиа?

— Уловка, чтобы сбить со следа этих муравьедов. Извозчик!

— Мы проведем медовый месяц в отеле «Полумесяц», — покраснев, призналась новобрачная, когда такси тронулось с места. — Вы единственный, кто об этом знает.

— Клянусь честью, миссис Маккелл, я сохраню ваш секрет.

— Миссис Маккелл... — пробормотала Селеста.

— Всей своей жизнью, — произнес ее супруг шепотом, который был слышен на расстоянии двадцати футов, — я заслужил зимний медовый месяц среди резвящихся полярных медведей Кони-Айленда. О'кей, Белый Клык! — крикнул он перепуганному водителю. — Вперед!

* * *

Эллери ласково смотрел им вслед, покуда они не скрылись в тумане.

После этого он с удовольствием сел за работу. Идеи нового детективного романа пенились, как свадебное шампанское; единственной проблемой было трезво на них взглянуть.

Однажды утром Эллери вдруг ощутил, что Рождество уже дышит ему в затылок, и с некоторым удивлением обнаружил, что нью-йоркские Святки будут снежными — за ночь Восемьдесят седьмая улица покрылась сверкающим белым ковром. Собака, катающаяся в снегу, напомнила ему об арктических лайках, а это, в свою очередь, заставило вспомнить о чете Маккелл и их медовом месяце на Кони-Айленде среди представителей странной разновидности ньюйоркцев, именующих себя «полярными медведями». Эллери усмехнулся, удивляясь отсутствию известий от Джимми и Селесты. Ему пришло в голову, что известия, возможно, уже поступили, и он начал просматривать почту, скопившуюся за несколько недель.

Среди писем, лежащих сверху, оказалась записка от Джимми:

«Мы очень счастливы, Эллери!