Гинц. Занятный народец — эти так называемые люди!.. Гляди-ка, две куропатки! Снесу-ка их поскорее во дворец! Ну, счастье, поторапливайся, а то уж и у меня терпение кончается. Даже куропаток есть неохота. Истинно говорят: благодаря привычке можно воспитать в себе какую угодно добродетель
. (Уходит.)
Зала во дворце.
Корольс
принцессойна троне,
Леандрна кафедре, напротив него
Гансвурстна другой кафедре, посередине залы на высоком шесте повешена дорогая шляпа, расшитая золотом и с драгоценными камнями. В сборе весь двор.
Король. Ни один человек еще не отличился столькими заслугами перед отечеством, как этот милейший маркиз де Карабас. Наш историограф исписал о том уже почти целый фолиант — столь исправно маркиз посылает нам через своего охотника вкусные презенты; иной раз аж дважды на дню. Моя признательность ему не знает границ, и ничего я так горячо не желаю, как получить возможность хоть в малой степени отплатить ему добром за все его великое добро.
Принцесса. Дражайший отец, не соблаговолите ли вы отдать распоряжение начать ученый диспут? Мое сердце истомилось по духовной пище.
Король. Да, с богом, пускай начинают. Придворный ученый, придворный шут! Вы оба знаете, что тому из вас, кто одержит победу в этом диспуте, предназначается вон та драгоценная шляпа. Для того я ее тут водрузил, чтобы она постоянно была у вас перед глазами и ваше остроумие не иссякало.
Леандри
Гансвурсткланяются.
Леандр. Утверждение, которое я выдвигаю, заключается в том, что недавно опубликованная пьеса под названием «Кот в сапогах» — хорошая пьеса.
Гансвурст. Именно это утверждение я и оспариваю.
Леандр, Докажи, что она плоха. Гансвурст. Докажи, что она хороша.
Лейтнер. Да что же это опять такое? Это ведь та самая пьеса, которую мы сейчас смотрим, — или я ошибаюсь
Мюллер. Именно она.
Шлоссер. Ради бога, скажите мне — я бодрствую или грежу наяву?
Леандр. Если эта пьеса и не совсем превосходна, то во многих отношениях достойна похвалы.
Гансвурст. Ни в каком отношении.
Леандр. Я утверждаю, что она остроумна.
Гансвурст. Я утверждаю, что нисколько.
Леандр. Ты же дурак, как ты можешь судить об остроумии?
Гансвурст. А ты ученый — что ты понимаешь в остроумии?
Леандр. В пьесе много живых характеров.
Гансвурст. Ни одного.
Леандр. Например, даже не считая всего остального, в ней хорошо изображена публика.
Гансвурст. Но у публики никогда не бывает характера.
Леандр. Мне остается только изумляться этой наглости.
Гансвурст (обращаясь в партер). Ну не странный ли человек? Мы друг с другом на ты, и наши взгляды в вопросах вкуса во многом совпадают; однако же он, вопреки моему мнению, пытается утверждать, что в «Коте в сапогах» по меньшей мере публика изображена удачно.
Фишер. Публика? Да в пьесе нет никакой публики!
Гансвурст. Еще чище! Значит, в пьесе вообще нет публики?
Мюллер. Да боже упаси! Разве что он имеет в виду тех дураков, которые там выведены.
Гансвурст. Ну, видишь, ученый? То, что говорят господа в зале, уж наверное справедливо.
Леандр. Я в некотором смущении… Но победу я еще тебе не уступаю!
Входит
Гинц.
Гансвурст. Господин охотник, на одно словечко!
Гинцподходит к нему. Гансвурст шепчет ему что-то на ухо.
Гинц. Только-то?
(Снимает сапоги, вскарабкивается на верхушку шеста, берет шляпу, спрыгивает с пей на пол и снова надевает сапоги.)
Гансвурст. Победа! Победа!
Король. Черт побери! Однако и ловок этот охотник!
Леандр. Меня только огорчает, что я побежден шутом, что ученость вынуждена сложить оружие перед глупостью.
Король. Успокойся. Тебе хотелось шляпу, ему хотелось шляпу — опять я не вижу никакой разницы. Но что это ты принес, охотник?
Гинц. Маркиз де Карабас шлет вашему величеству заверения в совершеннейшем почтении и вот этих двух куропаток.
Король. Ах, ну зачем он, это уж слишком! Я просто придавлен грузом благодарности! Давно уж следовало бы мне навестить его, и сегодня я это осуществлю. Закладывайте мою государственную карету, с восемью лошадьми — я поеду вместе с дочкой. А ты, охотник, будешь указывать нам дорогу в замок маркиза.
(Уходит вместе со своей свитой.)
Гинц. О чем же у вас был диспут?
Гансвурст. Я утверждал, что некая пьеса, которую я, кстати говоря, не знаю, — «Кот в сапогах», — отвратительная пьеса.
Гинц. Да?
Гансвурст. Адье, господин охотник.
(Уходит.)
