Лейтнер. А какая прекрасная музыка!
Фишер. Божественная!
Шлоссер. Балет спас всю пьесу.
Беттихер. А я не устаю восхищаться игрой кота. Даже по самым незначительным мелочам сразу распознаешь большого актера. Вот, к примеру, всякий раз, как он вытаскивал кролика из ранца, он держал его за уши, — а ведь это в тексте не обозначено! Король же — вы обратили внимание? — сразу схватил его за брюхо. Но этих зверьков надо брать за уши, они это легче переносят. Вот что значит большой артист!
Мюллер. Да, вы это здорово показали.
<p>ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ</p>Комната в крестьянской избе.
Поэти
машинист.
Машинист. Вы действительно считаете, что это поможет?
Поэт. Я вас прошу — нет, я вас просто умоляю — не откажите мне в моей просьбе! Это моя единственная надежда!
Лейтнер. Что это еще опять такое? Как эти люди попали к Готлибу в комнату?
Шлоссер. Я уже ничему не удивляюсь.
Машинист. Но, право, дружище, вы требуете слишком многого. Чтобы сделать все это в спешке, без подготовки…
Поэт. О, вы, по-моему, сговорились с ними со всеми, вы тоже рады моему провалу.
Машинист. Да вовсе нет!
Поэт (падает перед ним ниц).Так докажите это и исполните мою просьбу! Когда публика снова начнет так громко выражать свое возмущение, подайте знак, чтобы запустили сразу все машины! Второе действие и так уже закончилось совсем иначе, чем у меня в рукописи…
Машинист. А это еще что такое? Кто сообразил поднять раньше времени занавес?
Поэт. О, все несчастья на мою голову! Я погиб!
(Пристыженный, убегает за кулисы.)
Машинист. Такого кавардака еще не бывало
. (Уходит.)
Пауза.
Визенер. Это что, тоже из пьесы?
Шлоссер. Разумеется. Это для мотивировки дальнейших перемен места действия.
Фишер. Да, нынешний вечер надо поистине увековечить в «Театральном календаре».
Голос короля (за стеной). Нет, я первым не пойду, ни за что! Не хочу, чтобы меня высмеяли!
Голос поэта (за сценой).Но, дражайший мой друг, выход ваш! Этого ведь изменить невозможно!
Голос Гансвурста(за сценой).А, попытаю-ка я счастья!
Гансвурствыходит на сцену и с ужимками и гримасами раскланивается перед публикой.
Мюллер. А как Гансвурст попал в Готлибову избу?
Шлоссер. Наверняка выдаст сейчас какой-нибудь пошлый монолог.
Гансвурст. Прошу прощения, если я дерзну произнести несколько слов, не относящихся, собственно, к пьесе.
Фишер. Ну, вы бы лучше помолчали! Вы нам и в пьесе-то осточертели, а теперь еще…
Шлоссер. Гансвурст имеет наглость обращаться к нам?
Гансвурст. А почему бы и нет? Ведь если меня высмеют, я буду только рад. Больше того — я горячо желаю, чтобы надо мной посмеялись. Так что не стесняйтесь.
Лейтнер. А это даже забавно!
Гансвурст. О, что не пристало королю, вполне пристало мне. Вот он и не захотел выйти первым, а поручил мне важную функцию предуведомления.
Мюллер. Не хотим ничего слушать!
Гансвурст. Дражайшие немецкие соотечественники!..
Шлоссер. Как? Я полагал, что действие происходит в Азии?
Гансвурст. Да, но сейчас я обращаюсь к вам просто как актер к зрителям.
Шлоссер. Ну все, люди, я отключился. Я уж точно сошел с ума.
Гансвурст. Соблаговолите же услышать, что предыдущая сцена — та, которую вы только что видели, — совсем не относится к пьесе.
Шлоссер. Не относится к пьесе? А как же тогда она в ней очутилась?
Гансвурст, Слишком рано подняли занавес. Эта была частная беседа. Ничего подобного, конечно, не случилось бы в нашем театре, не будь за кулисами такая жуткая теснота. Если же вы успели поддаться сценической иллюзии, то это уж совсем плохо; будьте тогда так любезны и стряхните ее с себя — эта иллюзия не в счет, а вот с того момента, как я уйду — понимаете? — действие только и начнется. Между нами говоря, все, что было до сих пор, к делу вообще не относится. Но в накладе вы не останетесь — скоро будет много чего такого, что очень даже относится к делу; я говорил с самим автором, и он мне в этом поклялся.
Фишер. Да, уж вашего автора только слушай.
Гансвурст. Вот именно! Пустое место, правда? Ну, я очень рад, что кое-кто разделяет мои вкусы.
Голоса из партера. Мы все, мы все!
Гансвурст. Покорнейше благодарю. Большая для меня честь. Да, видит бог, поэт он — тьфу. Ну вот хотя бы такой пример: какую жалкую роль он отвел мне! Где я у него предстаю остроумным, потешным? Я появляюсь вообще где-то на задворках, и есть у меня подозрение, что если бы я по счастливой случайности сейчас к вам не вышел, я бы вообще больше в пьесе не появился.
Поэт (вырываясь на сцену из-за кулис). Наглый самозванец!
Гансвурст. Вот видите — даже той маленькой роли, которую я сейчас играю, он завидует!
