Да и не могла вся эта чушь сработать. Глупо было даже предполагать, что будет иначе! Дурацкие пёсиковские заклинания, полезные не более, чем перья птички, съеденной в прошлом году. Не годные ни на что, ну разве только добиться такого же дурацкого отклика от этой дурацкой Лестницы-в-небо:
— Запрос на включение лифта принят. Внешняя активация отсутствует. Подтвердите внутреннюю активацию.
Голос не имел источника, он шёл словно бы отовсюду сразу, со всех сторон одновременно — и Ксант огромным усилием воли заставил себя не вертеть головой. Вот ещё! Не дождётесь. Он взрослый кот, бывалый и многое повидавший, а не какие-то там… Голос был странным — очень спокойный, с металлическим привкусом, словно у очень холодной воды. И от него точно так же ныли зубы.
И — все.
Не упали к их ногам ступеньки, ведущие на Высокую Орбиту, не спустились в громе и сиянии своего величия сами лоранты, чтобы поприветствовать или наказать. Ничего. Просто голос, сказавший невнятную чушь.
Ксант злился — и по большей части на самого себя. Потому что безропотно участвовал в этом идиотизме — речитативил положенное, давал отзывы, послушно запрокидывал голову в ожидании чуда, и на какой-то краткий миг почти что поверил в его возможность. Ну, может быть, не совсем поверил, но в полной и безоговорочной невозможности усомнился.
И получилось, что зря.
Обидно.
— Не сработало. И почему я не удивлен? — Собственное разочарование легче всего прикрыть именно так, ехидной насмешкой, чтобы ни у кого и мысли не шевельнулось, что ты мог хотя бы на самое крохотное мгновение тоже поверить.
— Конечно! — Сучка кивала, довольная донельзя. Пнуть эту радостную идиотку хотелось даже больше, чем когда она всё время извинялась — может быть, просто для того, чтобы стереть с её лица хотя бы на минутку это вот до тошноты радостное выражение.
Они стояли в центре площадки все втроём, держась за руки, словно маленькие, и это тоже злило. Но выдёргивать руку сейчас казалось Ксанту ещё большим котячеством, чем всё предыдущее. Он и не выдёргивал. И даже старался не фыркать скептически и глаза не закатывать. И от этого злился всё сильнее.
А больше всего его злило то, что сучку неудача нисколько не расстроила — она продолжала улыбаться, как ни в чём не бывало. А после его слов разулыбалась вообще как именинница, гуманитарной благодати сподобившаяся.
— Конечно, не сработало! Оно и не могло сработать! Я ведь самого главного не сказала.
— И что же у нас самое главное?
— Ключевое слово, конечно же!
Она замерла, продолжая улыбаться, втянула в себя побольше воздуха и выпалила:
— ПОЕХАЛИ!!!
И Ксант уже совсем было собрался рассмеяться, когда площадка под ногами ощутимо дрогнула и Лестница-в-небо ответила.
— Пароль принят. Защита активирована. Активирована рабочая проверка предстартовой готовности.
Под рёбрами защекотало, Ксант с трудом балансировал на самой грани сквота — чуйка почему-то вопила как оглашенная, что Ксант падает, падает, ну падает же! — хотя глаза утверждали обратное, да и все прочие органы чувств подтверждали: никуда он не падает, стоит по-прежнему в центре площадки под лестницей-в-небо, держит сучку за ручку… Ха! Почти стихи.
Стоит?..
Нет. Висит. На расстоянии ладони… нет — уже локтя над. Но висит, не падает — тут чуйка всё ж таки была неправа…
— Обратный отсчёт готовности три два один ноль. Рабочая готовность. Подтвердите пароль на отправку.
Она опять успела проорать своё коронное «Поехали!» первой.
Ну и ладно.
Ксанту не больно-то и хотелось.
— Эри, слышишь сигнал?
— …Хр-р…
— В тамбур опять какого-то шлака с поверхности натащило. Включи конвертер, пусть сразу в топку отправит. Заодно и энергозапас пополним. Эри!
— …Хр-р…
— Эри, не притворяйся более живым, чем ты есть на самом деле. И можешь отключить похрапывание — оно неубедительно.
— Ну, знаешь! По-моему — так очень даже. И мне вполне подходит! Это, между прочим, твоё собственное похрапывание, снятое и зафиксированное не более декады назад. В точности. Мне даже не пришлось менять тембр! А я могу. Хочешь? Милый, с таким голосом я тебе больше нравлюсь?
— Эри, что случилось?
— Ничего! Просто сплю. Имею право! Я личность и существо, в конце концов!
— Эри, я тебя слишком хорошо знаю. Так ты ведёшь себя только в тех случаях, когда очень не хочешь чего-то делать.
Пауза.
Довольно долгая.
Потом, почти спокойно:
— Я не хочу писать отчёт.
— Почему?
— Потому что не хочу писать правду. А соврать не смогу. Вернее, смогу, но… понимаешь, я теперь знаю ответ. Тот самый. Но это не тот ответ, который нужен.
— Кому нужен?
— Им. Нам. Всем. Дикарям этим долбаным. Нет никакого лекарства от ксоны. Нет его, понимаешь? Не изобретал твой чёртов Милтонс тут никакой грёбаной панацеи! Он развлекался, просто развлекался, писал эссе на отвлечённые морально-этические темы. Конструктами лингвистическими забавлялся. Играл, понимаешь. А мы все уши развесили. И какого хрена мне приспичило проводить этот хренов сравнительный анализ всех пятьсот сорока шести известных переводов?!
Пауза.
На этот раз — очень короткая.
— Дракон?