Котенок 2. Охота на Лигра (СИ)

— Да, люблю, — повторил он, и криво усмехнулся. — Лирианцы говорят, что любовь такая чудная вещь, которая любого может исправить, но я, видно, безнадежен. Понимал, что ты лучшее, что со мной случалось, видел, что ты по какой-то неведомой причине тоже любишь меня, но закрывал на это глаза, отталкивал тебя. Скажи, какой гнилой тварью надо быть, чтобы повести любимую женщину к рептилоиду на внушение? Будь родители живы, они бы отреклись от меня, узнав об этом. Я себя убедил в том, что месть — главное, а все остальное не имеет значения. Тебя спасла случайность, Кэя. Повезло, что я себя возненавидел за это решение, что вошел в состояние неуязвимости… Я должен был умереть тогда, но меня вытащили с того света, реанимировали. Очнувшись, я заставил себя забыл о тебе. Месть — на первом месте. Вот что я себе твердил. А потом была та встреча на планете Кресов… Я увидел тебя с Нигаем, а потом в беседке, и испугался, что ты прыгнешь в пропасть… Идиот! Никогда бы ты не прыгнула. Нам лучше было бы не встречаться, но я подошел и все испортил. Ты так на меня смотрела… Я должен был сделать что-то, чтобы ты меня возненавидела, вычеркнула из сердца. И тогда наплел на про другую женщину, на которую ты якобы похожа. Ты ушла. Я отпустил тебя, зная, что тебе нелегко с Нигаем, что ты в опасности. Только когда мы разобрались с этим гребаным Хозяином, я решил, что теперь можно и тебе помочь. Отправил экспертов и союзные войска на Гебуму. Но было поздно… Нигай убил тебя. Ожидаемо! Я знал, что так будет. Месть удалась — значит, я потеряю тебя… Вот и потерял. Мы все тебя потеряли. Не лирианцы, не Гетен, не врачи тебя спасли, а животные. Они куда честнее и преданнее людей — всегда защищают тех, кого любят. Получается, я хуже, чем животное. — Он усмехнулся, задумался о чем-то ненадолго, и продолжил: — Я не зря спросил у тебя про судьбу. Когда случается дерьмо, хочется верить, что это все по воле рока, что это Звезды так решили, хочется скинуть ответственность на что-то абстрактное… Но все решают только наши поступки. Поэтому отныне я хочу совершать только хорошие поступки. — Риган поднес мою руку к губам и поцеловал. Губы его показались мне очень горячими. Медленно опустив мою руку, он сказал: — Самое лучшее, что я могу для тебя сделать — никогда больше не тревожить.

Поднявшись, он вышел из палаты.

Глава 27

Рассказ Ригана поразил меня. После его ухода я точно впала в транс, и снова и снова обдумывала каждое сказанное им слово. Любит он меня… да как он смеет говорить такие слова?! Он и впрямь «гнилая тварь», ничем не лучше Сейда или Нигая, и был таким с юности, когда родину предал! Что хорошего ждать от такого типа? Он столько раз презрительно отзывался о «бесчувственных» центаврианах, но сам поступил по-настоящему бесчувственно!

Я встала с койки и стала ходить по палате, распаленная злостью и не замечая, как меня шатает от слабоси. Космос, ощущая, что я отнюдь не в хорошем настроении, предусмотрительно отошел в уголок и максимально «ужался», чтобы казаться незаметным. Не сработало, он все равно занимал солидную часть пространства. И, раз уж был рядом, ему я и стала выговаривать:

— Махровый эгоист, самонадеянный человечишка! Слышишь, Космос? Он предаст тебя, если этого потребует дело! Бросить умирать, сам скормит чешуйчатому, если придется, потому что дела всегда на первом месте! А раз дела на первом месте, то какого цвина он считает себя человеком? Тварь он хладнокровная, рептилоид! Чешуи только не хватает! Тенк в десять раз человечнее!

Космос задумчиво на меня глядел и ожидаемо не отвечал. Выговорившись, выплеснув весь запал, я обессиленно легла в койку и закрыла глаза. Зря я надеялась на сон, заснуть мне так и не удалось. Проворочавшись без толку, я решила позвать медсестру и вытребовать у нее снотворное, но, поднявшись, передумала ее звать; вряд ли бы даже снотворное смогло заставить мой возбужденный ум сдаться сну. Присев рядом с посапывающим Космосом, я уставилась в стену и снова прокрутила в голове историю Ригана.

Ошибок он немало наделал, душу мне всю вытряс. Я не единственная его "жертва": он и своим родным нервы трепал, причем первоклассно, по-центавриански. Взял да принял гражданство РО… Но он был к тому времени совершеннолетним человеком и имел право выбирать, где жить, и как жить. Он не хотел оставаться на Лаге, жить по заведенному порядку, и прямо говорил об этом родным.

А когда случилась атака, он, не раздумывая, вернулся к родственникам и стал оказывать сопротивление людям Хозяина. Пусть он действовал, как дурак, но он действовал, не трусил, не прятался, защищал своих.

Из рабства сам себя вытащил, ценой собственной боли и крови, и Скирту тоже, кстати, освободил. Наемником стал далеко не сразу, добивался лицензии долго, и вряд ли это было просто и легко; я хорошо помню, каков нравы и законы на Тайли.