Котенок. Книга 1

Повторил команду жестом, бросил сигарету, вскочил со стула.

Я замолчал. Запрокинул голову, взглянул на лицо директора школы. Поправил очки.

— Под музыку, — сказал Снежин.

Он прошёлся по кабинету — принёс гитару, вручил её мне.

Я погладил струны, взглянул на часы.

— Михаил Андреевич, скоро начнётся урок.

Полковник на секунду задумался.

— У тебя сейчас что? — сказал он. — По расписанию. Литература? Ведь так?

Я кивнул.

— Замечательно, — сказал Снежин. — Пропустишь. Я всё объясню Галине Николаевне. Вечером. Не переживай.

Михаил Андреевич уселся на стул, забросил ногу на ногу — продемонстрировал мне ярко-красные носки. Словно нехотя, он вернул сигарету в пачку. Махнул рукой.

— Слушаю тебя, Крылов, — сказал директор школы.

Полковник откинулся на спинку стула — посмотрел мне в глаза. Гитара царапнула мои подушечки пальцев и послушно выдала первые ноты.

Задребезжал школьный звонок. На его зов не среагировал ни я, но Михаил Андреевич. Снежин сложил на груди руки. Я наигрывал вступление — дождался, пока звонок стихнет.

И лишь тогда запел:

— Мы любим вас, родные ваши лица…

Полковник прикрыл глаза. Он внимательно и с интересом прислушивался к звучанию моего голоса — я понял, что слова песни Михаил Андреевич слышал впервые. Но начало музыкальной композиции явно произвело на него хорошее впечатление — как и качество моего исполнения. Я выдерживал тональность, вытягивал ноты. А память нашёптывала мне, что в это самое время в «прошлое» четвёртое сентября Снежка поздравила Алину Волкову с днём рождения. Я будто наяву снова услышал слова Галины Николаевны. Подумал: «Она поздравит Алину и сейчас. Наверное». Пел об учителях. И прикидывал: «Присоединятся ли ученики десятого „А“ класса к поздравительным словам классной руководительницы — теперь, после моей песни? Или они вновь проигнорируют день рождения своей одноклассницы?»

* * *

Я не помнил о том, что Полковник был любителем музыки и пения. В своих воспоминаниях не нашёл даже намёков на эти увлечения Михаила Андреевича Снежина. Потому что раньше не интересовался личностью директора школы — она никогда не привлекала к себе моё внимание. Да и сталкивался я в прошлом со Снежкиным мужем нечасто — разговаривал с ним и вовсе лишь трижды. Если я и представлял до сегодняшнего дня образ Полковника, то не иначе как в виде эдакого «солдафона» (в соответствии с его прозвищем). Хотя и знал (как оказалось), что директор первой общеобразовательной школы Рудогорска уволился по состоянию здоровья в запас не в звании полковника — капитаном.

Михаил Андреевич выслушал предложенную мной для выступления на концерте песню. После пары секунд размышлений одобрил её — сделал запись об этом в своих бумагах. Он заботливо поднёс мне стакан воды. И тут же велел спеть две другие, предложенные для развлечения учителей композиции — будто надеялся, что я его удивлю и их исполнением. Я исполнил просьбу Полковника. Хотя мои натруженные пальцы уже молили о пощаде. Не разочаровал Михаила Андреевича — «Некогда стареть учителям» и «Ваши глаза» директор тоже пометил в записях. И тут же забросал меня «околомузыкальными» вопросами, будто я был не учеником десятого класса его школы, а заезжим музыкантом.

В процессе бесед с Полковником я задумался: почему вдруг согласился на предложение выступить на концерте. Отметил, что угроза вызвать «на ковёр» мою маму вызывала у меня лишь ироничную улыбку (пусть и понимал, что маму подобный вызов расстроит). Я всё ещё не воспринимал всерьёз ни предостережения учителей, ни саму учёбу в школе (особенно с учётом предстоявшего мне переезда в Первомайск). Но на шантаж Снежина я поддался — будто действительно испугался. Я слушал рассуждения Михаила Андреевича о деградации современной эстрадной музыки («сравни её, Крылов, с песнями конца шестидесятых, начала семидесятых годов»). И вдруг сообразил: в прошлой жизни я ни разу не пел со сцены.

Музыкой я увлёкся, уже усевшись в инвалидное кресло (спасибо сыну за «Гибсон»). Тогда и обнаружил в себе талант к музицированию. Был ли он у меня уже в школьные годы — тогда не представлял. Потому что не прикасался к гитарам (с целью извлечь из их струн ноты) ни в институте, ни позже — до круто изменившей мою жизнь аварии. Лежавший сейчас у меня дома музыкальный инструмент в прошлый раз так и не дождался моего внимания. Но теперь, решил я, его время пришло. Я прикинул: а не взобраться мне на сцену теперь? Ведь мои школьные увлечения изменились: я сейчас бренчал на гитаре, а не записывал мелким почерком в ученических тетрадях «шедевр» (так и не увидевший свет роман о «вечных ценностях»).

Звонок на перемену заставил и меня, и Полковника печально вздохнуть.

— Что у тебя сейчас? — спросил Михаил Андреевич.

— Физика.

Снежин покачал головой.

— Ступай на урок, Иван, — сказал он.

Я послушно покинул директорское место.

— Не забудь, — сказал Полковник. — В понедельник репетиция. Явка обязательна. Для тебя.

Я кивнул.

— Не забуду.