Котенок. Книга 1

На школьной «арене» я в прошлой жизни бился трижды (третий раз — в конце нынешнего сентября). Все три раза — с Васей Громовым. И каждый раз терпел поражение. Хотя проигравшим себя не чувствовал. Тогда я считал: причиной моих неудач были длинные руки моего противника. При схватке «до крови» длина рук виделась мне огромным преимуществом. После каждого поражения я долго ненавидел своё «негодное для драк» тело и мечтал подрасти хотя бы на полтора десятка сантиметров. Убеждал себя, что стань я повыше — Громов бы не выходил из наших схваток на «арене» победителем. Только в институте на занятиях по дзюдо тренер мне объяснил, что длина рук — замечательное преимущество, но «решающее» лишь при встрече «равных» соперников. А на тренировках по рукопашному бою (в первомайском спортивном обществе «Динамо») он наглядно показал мне, что высокий рост — не всегда «хорошо».

Утром я убедился, что моя нынешняя физическая форма далека от совершенства (очень-очень далека). Чувствовал, как побаливали мышцы после пяти десятков приседаний и шестнадцати отжиманий от пола (семнадцатое повторение я себе не засчитал). Порадовала разве что растяжка. На шпагат я не сел (ни на продольный, ни на поперечный). Однако отметил, что моё шестнадцатилетнее тело пусть и хилое, но гибкое — для никогда не занимавшегося «растяжкой» человека. Помнил я и «умения» своего соперника. Все три победы надо мной Громов получил банальными «прямыми» ударами в нос. Схватки получались скоротечными. Поражения в них были обидными. Тогда они виделись мне «случайными» и «несправедливыми». Лишь теперь я признал их закономерными: вспомнил, как всякий раз бездумно лез «напролом», не думая об обороне и… позабыв о Васином преимуществе в длине рук.

На уроке физкультуры мы с Громовым демонстративно избегали стычек друг с другом. Не в последнюю очередь из-за пристального внимания к нашим персонам физрука. Невысокий (примерно моего роста) и широкоплечий физрук — Василий Петрович Лесонен — хитро щурил глаза и поглаживал тонкие усы, посматривая в нашу сторону. По поводу «арены» он не сказал ни слова. Но слышал о нашем поединке — наверняка. Официально драки за теплицей учителя не поощряли. Однако редко являлись разнимать поединщиков. Правильно делали, на мой взгляд. Потому что драки «по правилам» — всяко лучше «стихийных» драк «на эмоциях». Вот и Василий Петрович сегодня своим прищуром намекал: мы решим свои «разногласия» за теплицей — не на его уроке. И даже распределил нас с Василием в одну команду — лишил нас повода для «толкания» около баскетбольного кольца.

В раздевалке Громов всё же отпустил в мой адрес несколько шуток — я пропустил их мимо ушей (как и смех одноклассников). О встрече с Василием за теплицей я ни на физре, ни сразу после неё почти не думал. Не представлял грядущий поединок с шестнадцатилетним школьником чем-то замечательным. Мои мысли вертелись вовсе не вокруг него. Я ухмылялся: вспоминал, во что сегодня вылилась моя затея с «предсказаниями» (мои ухмылки раззадоривали и злили Громова). Натягивал брюки с уже утратившими былую «остроту» стрелками — вспоминал слова Волковой о якобы найденных мной в кабинете директора школы «планах учителей». Покачал головой. Отметил, что предположения Алины выглядели фантастичными. Но всё же не столь невероятными, как «предсказания будущего». Вздохнул и подумал о том, что снова не учёл форс-мажор в виде женской логики.

Вася Громов первым покинул раздевалку — я тут же услышал неискренние слова поддержки от задержавшихся в раздевалке одноклассников. Парни меня заверили, что «Васька» — «слабак». И что у меня есть «неплохие шансы» победить Громова. Парни пообещали, что будут за меня «болеть». Покровительственно похлопали меня по плечу. Я поправил очки. Поблагодарил одноклассников за поддержку. Пожал протянутые руки. Вспомнил, что в «прошлые разы» моим поражениям предшествовали похожие пожимания рук и похлопывания по плечу — тогда они мне не помогли. Как не спасли меня от поражения и крики: «Бей его, Ваня! Ты можешь!» «Я бы его ударил, — оправдывался я после поражений. — Но что я сделаю, если у него руки длиннее?» Пальцем прижал мост оправы к переносице. «Что я с этим сделаю? — мысленно повторил я. — Хороший вопрос. И очень актуальный».

* * *

У выхода из школы я столкнулся с Алиной Волковой. Девчонка словно нарочно меня дожидалась: топталась в паре шагов от флагштока, будто изучала надпись «Слава КПСС!». Волкова опустила взгляд, шагнула мне навстречу. Солнечный свет не добавил «яркости» её лицу: веснушки на скулах и переносице моей соседки по парте выглядели будто выгоревшие, слегка «подтёртые». Белел шрам на правой брови, темнела впадинка на подбородке. Глаза девицы прятались в тени, выглядели «привычными» льдинками. Лишь волосы Алины блестели в лучах солнца: в них точно плясали искры или запутались крохотные светлячки. Я остановился — в трёх шагах от Волковой. Отметил, что никогда ещё Алина не заговаривала со мной вне школьных стен — по собственной инициативе. Если не считать вчёрашнюю «вынужденную» фразу: «Крылов? Что тебе здесь нужно?»