Котэрра

Вот он опустился на песочек, перевернулся на спину и давай тереться спиной в лужице солнечного света. В одну сторону, в другую сторону, потом еще раз, еще и еще. Удоволенное тело гимнастически легко изгибается. Остановился. Выпучил на нас глаза. Оценил. Мы — пустое место. Вылизался широкими… чем? Лизками? Чем-то вроде лизков. Такие это были широкие лизки, что всякий здравомыслящий человек моментально понял бы: да сам черт не брат серому полосатому коту. Опять кот перевернулся на спину и предался забаве чесания спины.

Я вздохнул печально. Как замечательно, что хотя бы этому коту хорошо живется.

Мишель тут как тут. Принюхался к мисочке, но есть не стал, просто проверил наличие. Нагнулся к блюдцу с водой, принялся лакать. Поднял хвост трубой, показал мне шаровары. Удивительно, почуял кошатника, доверяет. Иначе непременно прикрыл бы хвостом свои котьи интимности. Такой уж у этого зверья обычай. Оторвался, запрыгнул на табуретку, а оттуда плавно перетек на подоконник, птичек смотреть. Как бы потерял интерес к происходящему, хотя одно ухо аккуратно проявляло ко мне внимание.

— А что вы из моего читали, господин Маслов?

Разговор о сочинениях интервьюируемого писателя — непременный атрибут моей работы. Сегодня выпала господину Маслову удача: мне нравится то, что пишет Грэй. Можно объясняться в любви, не кривя душой. Я перечислил. И добавил:

— «Полосатый кот» написан так, будто вы ностальгируете по молодости Мишеля…

Который как раз в этот момент сбил хвостом солонку. Такая птичка соблазнительная пролетела…

…В одной из комнат Грэй устроил настоящий компьютерный зал. Я, по чести сказать, кое-что понимаю в компьютерных делах, могу оценить, сколько стоит весь грэевский арсенал. Господи, какие гонорары у него должны быть!

Я включил второй, легальный диктофон и вынул блокнот. Виктор Дмитриевич меня предупредил: спрашивать только о воззрениях, ничего биографического он обсуждать не собирается. Первый традиционный вопрос: что он считает «визитной карточкой» своего творчества?

— Безнравственность, — отвечает живой классик. — Вселенная управляется едиными законами. К их числу не относятся различение добра и зла, любви и ненависти, страсть к познанию истины и бесконечному прогрессу. Все это — относительно недавняя и не очень удачная выдумка людей. Звездам нет дела до того, что Вертер страдает. Деревьям в лесу наплевать на гибель Гамлета. Кит не станет печалится из-за старухи-процентщицы, убитой молодым террористом…

Явился кот. Встал метрах в двух от стула, на котором я сидел, и принялся с интересом меня рассматривать. Стервец выбрал то время, когда я не мог рассматривать его столь же пристально: пришлось бы отворачиваться от Грэя. Так что мне пришлось сидеть совершенно безответно. Наглый кот!

— Виктор Дмитриевич, роль изящной словесности в современном мире?

— Вы знаете, что такое точка сборки?

— Да. Если я правильно помню, в учении дона Хуана точкой сборки называют место на энергетическом коконе вокруг человека, отвечающее за восприятие мира.

— Соответственно, изменив ее положение, можно изменить восприятие Вселенной. Вообразите точку сборки не у одного человека, а у всего человечества. Это означает прежде всего: кое-что необходимо сдвинуть, коли есть желание научить миллиарды людей истинному видению мира. Сдвигать точку сборки человечества и есть главная цель всей литературы. Во всяком случае, таково мое мнение.

Кот забрался на стол, осторожно побродил в прикомпьютерных пластиковых джунглях, подобрался к факсу…

— Что вы понимаете под истинным видением, Виктор Дмитриевич?

Кот тронул подушечкой на лапе кнопку «старт», факс заскрипел и отправил кому-то вложенный в него листок. Мишель скрылся. Пока мы пережидали скрип, хитрый кот прятался под столом, изредка высовывая любопытную морду. Грэй не обратил на это ни малейшего внимания. А мне так даже понравилось.

— Истинное видение, господин Маслов? Мое, а вернее наше, Прайда, понимание совершенно не связано с тем значением, которое придавал истинному видению дон Хуан. Представьте себе, что эта комната — весь мир. И вы, люди, занимаете в нем определенное место…

— Мы, люди, а вы… э-э-э?

— Я абстрагируюсь от человеческого взгляда на бытие…

Кот опять забрался на стол, обошел монитор, подставку с рукописью и проник через расщелину между принтером и факсом на угол, как раз напротив меня. Широко, все зубы предъявив, зевнул речам Грэя. Ужасно наглый кот. Виктор Дмитриевич — ни полвзгляда.