Но коль американцы позволили украинцам избрать именно Януковича, то он и должен был выполнять их волю и двигать свой хромающий, пыхтящий корабль в сторону Запада и даже Китая, но только не в сторону России. У американцев, надо это иметь в виду, патологическая ненависть к России. И тут в этом вопросе американская стратегия стала совпадать с бандеровской идеологией. Виктор Федорович не сулил никаких надежд, но и не подавал признаков тревоги, приводя своих западных покровителей в замешательство. И вдруг они заметили в нем положительную черту: он везде, всегда и во всем чувствует себя виноватым, складывает ручищи ладонями друг к другу и произносит басом: виноват. Как всякий славянин, излишне доверчив. Можно с ним работать. В том случае, если он откажется подписать бумагу об ассоциации с Евросоюзом, надо разработать план действий. Этот план должен сработать. На него не жалко пять миллиардов долларов.
35
Янукович подвел Евросоюз, и Соединенные штаты, и себя лично. Проявил самостоятельность. Да как он посмел не подписать соглашение с Евросоюзом, не посоветовавшись с дядюшкой сэмом- Какая наглость. Эй, Наливай-Разливайченко, падло, что ж ты спишь- Ну-ка отрабатывай зарплату! сколько денежек, американских долларов ты прокутил и все впустую. Ты будешь повешен на фонарный столб на демократических началах. И Наливай-Разливайченко ноги в руки, и — бегом. В Польшу, в Прибалтику, в Галичину, в окрестности Киева, пока не закипел котел, где варилась бандеровская элита, наполняясь ненавистью к русским, училась ближнему бою без применения огнестрельного оружия, где познала, что такое коктейль Молотова и с чем его едят; как оградиться колючей проволокой, как разбивать головы беркутовцам, стоящим впритык друг другу, как их не лечить раненых, как их не кормить раненых, и как их не подбирать, раненых, лежащих и замерзающих на морозе.
Пусть президент чувствует себя виноватым — каждый день все больше и больше, а когда надо будет, мы устроим ему ловушку.
Все это президент Украины видел собственными глазами, но не понимал что к чему. Чувство вины перед всеми, боязнь, что заблокируют счета в американских и европейских банках, мучившая его пресловутая капля крови, что дороже любой революции, растерявшиеся соратники по партии, демарш Богословской, вовсе покинувший партию, — все это вместе взятое помешало ему принять единственно правильное решение и сказать: дорогие швабы, дорогие и любимые янки! Возвращайтесь по домам и отдыхайте, а я разберусь как-нибудь сам в своем бедном государстве. Был же пример с Лукашенко в Белоруссии. Руководитель небольшой страны оказался смелым, волевым, несговорчивым. Он собрал весь дипкорпус, всех швабов и америкосов (невиданное дело) и приказал им покинуть его страну в течение двадцати четырех часов. И швабам, и америкосам, всем, кто давал советы и даже грозил санкциями Лукашенко, ничего не осталось делать, как паковать чемоданы и возвращаться домой. А Лкашенко вздохнув свободно, в течение часа разогнал своих смутьянов, рвущихся к власти. Елена Лукаш, последняя подруга президента напоминала ему об этом, но вместо того, чтобы прислушаться, он сидел по семь, по восемь часов в своем, пока еще своем роскошном кабинете, и слушал бредни криворотой красавицы Кэтрин Эштон. Когда Эштон уставала, ее сменяла статная, широкоплечая и толстозадая лесбиянка Виктории Нуланд, она твердила о том, что надо уступать, уступать и еще раз уступать, как это делает любой руководитель демократического государства. Президент делал еще одно преступление перед своим народом и перед собой тоже — он кивал головой в знак согласия, подтверждал, что на него можно давить до тех пор, пока совсем не задавишь. Он не думал, а может, в этом виновата умственная скудость, что нельзя, что преступно посылать безоружных ребят, чтоб их жгли коктейлями Молотова, разбивали им головы булыжниками весом с килограмм.
Вот только что ушли от него руководители трех оппозиционных партий — Кролик, Кличка, Тягнивяму. Они улыбались, заверяли, что их подопечные находятся на майдане, преследуя мирные цели, что они сейчас, прямо сию минуту, отправляются на Майдан, поговорят с ребятами, чтоб те не кидали мирные булыжники в мирные головы беркутовцев, а когда оказывались за дверью приемной, дико ржали и крутили пальцем у виска. Они не шли, а бежали на Майдан. Там уже произносил речь Пердуске. Трупчинов тоже лез, но Пердуске шпынял его плечом в плечо, отойди, мол, Коломойша.
Непобедимый боксер европейского масштаба Кличко вытягивал руку вперед, уступите, мол, и произносил речь, его теснил Кролик страдавший словесным поносом, кролика выталкивал Тянивяму. Он обещал повстанцам шествие по Красной площади в Москве с мешками через плечо набитыми отрезанными головами москалей. Его, чаще всего, его Тянивяму встречали бандеровцы криками ура, а когда выступал Кличко или Кролик, плевались, а то и выкрикивали: геть!