Ничего не снизошло. Оставалось только одно: действовать изнутри. Я себя не обманывал: даже чувак с моим весом, силой и ловкостью не способен вломиться внутрь или прорваться наружу из клетки городского приюта для бездомных животных, в просторечии — живодерни. Я должен работать под прикрытием, то есть, позволить себя поймать, и там сделать все, что могу, в качестве инсайдера. Если миссия будет провалена, у меня в рукаве есть запасной козырь. Возможно, всего лишь возможно, что маленькая куколка, которую я покинул в одиночестве в “Серкл Ритц”, догадается о том, что со мной случилось, и прилетит на помощь. Черт, да пусть хоть пешком придет! Если она поторопится, мы даже можем успеть выручить Бэйкера и Тейлора.
Если же нет, передайте мой привет Бродвею.
Глава 17
Восьмерка О’Рурк ждал Темпл и Эмили Эдкок рядом с конной статуей Юлия Цезаря, возвышавшейся по диагонали от “Цезар Палас”.
Невдалеке сверкал, точно сахарная голова, под жарким солнцем знаменитый отель с казино. Бесконечная подъездная аллея, ведущая от Стрипа, огибала выстроившиеся в ряд фонтаны и огромную копию безголовой Ники Самофракийской. Полукруглый фасад с портиком обрамлял главный вход и вереницу мраморных богинь — реплик всемирно известных статуй. Автомобили подъезжали ко входу, это были, в основном, “мерседесы”, “кадиллаки” и дорогие штучные модели, хромированные со всех сторон так, что почти не оставалось места для краски.
Сцена у ног Цезаря выглядела значительно скромнее: Эмили принесла деньги, аккуратно завернутые в оберточную бумагу. Пять тысяч долларов мелкими бумажками сформировали небольшой увесистый кирпичик.
Темпл даже не пыталась всучить О’Рурку чек. Она просто достала три пятидесятидолларовых купюры и сунула ему в руку.
После краткого знакомства Эмили сказала:
— Здесь наши деньги, мистер О’Рурк. В основном, мои. Мне нужно вернуть этих котов. Скажите, каковы наши шансы?
Он засунул пакет с деньгами в ковбойскую шляпу.
— Шансы плохие. В киднэппинге прикуп не бывает хорош. Слишком легко потерять то, что на кону, когда они получат бабки. Киднэпперам наплевать, а если жертвы кошки… ну, некоторым типам плевать на кошек. Они же аферисты. Блин, аферистам наплевать на собственную малышню и собственных телок! С чего бы им заботиться о каких-то кошках?
— В общем, никаких гарантий?
— Неа. Но я постараюсь скинуть бабки так, чтобы со стороны казалось, будто их скинула вот эта юная леди.
— Я? — возмутилась Темпл. — Если я должна в этом участвовать, за что мы вам платим?
О’Рурк задрал сзади свою дешевую бесформенную толстовку и показал рукоятку засунутого за пояс джинсов пистолета:
— Я — сила.
— Сила?! — невежливо фыркнула Темпл. — Даже я смогу увидеть вашу лысину, если надену туфли от Чарльза Джордана!
Вряд ли Восьмерка О’Рурк имел понятие о французских туфлях от Джордана, высота каблука которых могла сравниться только с их запредельной ценой, однако он мгновенно уловил суть фразы:
— Я собираюсь следить за отморозком, девушки. В таких делах, как киднэпинг, вам никто большего не предложит. Если эти ваши кошаки еще целы, только сам воришка может привести нас к ним. Короче, вот ты, на каблуках — шуруешь за мной по дорожке, а потом круто изображаешь, что у тебя подвернулся каблук возле этой самой статуи фиг знает кого, третьей от входа. Письмо-то получила ты, значит, они будут ждать, что бабло тоже ты принесешь.
— Это Венера, — сказала Темпл. — в смысле, статуя. Ладно, а потом что?
— Потом уматывай. Кстати, про статуи: ты же знаешь, что случилось с женой Лота.
— Соль?
— Много соли. Хватит просолить ящик крекеров. Короче, не оглядывайся.
Темпл не предполагала, что ей придется исполнять роль в этой драме. Ну, разве что роль зрителя. Но спорить уже не было времени.
Даже в десять утра в понедельник туристы вытекали из дверей и устремлялись вверх по длинной изогнутой центральной аллее. Туда же направилась Темпл вслед за Восьмеркой О’Рурком.
Через несколько десятков шагов О’Рурк внезапно остановился, выхватил автоматический — всего лишь фотоаппарт — из кармана куртки, поставил ногу в ковбойском сапоге на бордюр и сфотографировал фасад отеля. Потом снял шляпу, вытер лоб рукавом и наклонился, поправляя штанину, выбившуюся из сапога. Хотя Темпл ничего не разглядела, это, вероятно, и был момент, когда пакет, туго набитый очень приятными зелеными бумажками, перекочевал к ногам Венеры.
Восьмерка быстро удалялся. Когда Темпл подошла к статуе, ее часы показывали без трех минут десять — назначенный час. Она украдкой заглянула за выбеленный солнцем бордюр. Коричневая оберточная бумага почти сливалась по цвету с босыми ногами богини. Темпл села на бордюр и принялась возиться с туфлями. Запрокинув голову, она взглянула на Венеру, которая почему-то вдруг напомнила ей лейтенанта Молину, и провела рукой по краю бордюра, нащупывая пакет. Когда ее рука коснулась бумаги, она встала, потерла свою якобы подвернутую ногу и театрально похромала в “Цезар Палас”.