Котовский

Самая резкая черта. Народ себя от них совершенно отгораживает. А иностранцы этого заметить не могут. Мне хочется записать для памяти несколько подробностей об умершем Михаиле Васильевиче. Издали, со стороны, по слухам я знаю, какой несчастный это был человек, и кажется мне, что он подлежит совсем иной оценке, чем другие его „товарищи“ по сумасшедшим и преступным политическим бредням. Мне очевидно, что возмездие, карма, ярко выявилась на его судьбе. Год назад его любимая девочка, кажется, единственная дочь, по детской неосторожности выколола ножницами себе глаз. Ее возили в Берлин для операции и еле-еле спасли второй глаз, едва не ослепла окончательно. Отец и мать были сильно потрясены этим случаем. Когда мы вернулись в июле из-за границы, нам рассказывали, что Фрунзе сильно болеет и что ему очень повредили ушибы, полученные при автомобильной катастрофе. Это было на шоссе около санатории „Узкое“. Он вылетел и со всего размаха ударился о телеграфный столб. Многие подозревали злой умысел в этой катастрофе. С тех пор он не поправлялся. Жил долго в Крыму, так как жена его в чахотке и севера даже летом не переносит. Его одного только недавно привезли в Москву и после ряда консилиумов решили делать операцию. Мы слышали, что в этом решении был нажим от кого-то из властей. Судя по официальным бюллетеням, выпотрошили его настолько основательно, что, конечно, жить он не мог. А между тем мы видели нескольких врачей, которые утверждают, что без операции он еще мог бы жить долго. Конечно, на очень строгой диете и при соблюдении некоторых врачебных условий. Когда он умер, то выписали несчастную больную жену, и вчера на похоронах, говорят, она ни идти, ни стоять не могла и ее несли на носилках. Какой ужас. Какая трагедия… (Менее чем через год она умерла. — Позднейшее примечание Н. В. Брусиловой. — Б. С.)…

Я не видела и не слышала, но надо думать, что там, вблизи могилы, на площади, все было приличнее. Уншлихт (заместитель председателя Реввоенсовета. — Б. С.) хотя бы благодарил курсантов Академии, которые и одеты лучше, и держат себя приличнее, и, кажется, искренно любили покойного Фрунзе. Судя по разговорам с некоторыми из них, я думаю, что Фрунзе был социалистом, народником в более чистом и мировом значении его, коммунизм и еврейский Коминтерн прилипли к нему, и он, вероятно, ими тяготился, как многие из них в последнее время. Это мне подтверждает и речь Рыкова над могилой его, в которой нет слова „коммунизм“, а только „социализм“, „защита интересов рабочих и процветания Красной армии“. Ну, а последняя-то ведь защищает границы старой России, пока что… Это ведь „подсказка, заставляющая подумать“.

Сегодня в газетах напечатано, что в Реввоенсовете получено письмо от А. А. Брусилова, в котором он выражает сочувствие вдове М. В. Фрунзе и „его ближайшим сотрудникам и сослуживцам“. При этом приведена большая часть письма, но имени С. А. Сиротинского нет, а ему именно и писал мой муж, письмо его было совершенно частного характера, а они ему придали официальный тон по адресу Реввоенсовета, чего не было. Неуловимая черточка, но имеет значение. (Симпатичных секретарей Фрунзе Сиротинского и Савина вскоре затерли.)»[5].

Здесь уже проявляются первые намеки, что смерть Фрунзе могла быть следствием некоего заговора кругов, связанных с Третьим интернационалом и боявшихся Фрунзе как народника и социалиста немарксистского толка. Кстати сказать, Фрунзе был женат на Софье Алексеевне Поповой, дочери народовольца, так что определенная связь с народовольцами у Михаила Васильевича была.