Котт в сапогах

— Нет, Конрад, ты совершенно не представляешь, как это выглядит со стороны, — очумело покачал головой бывший клоун. — Кот в человеческой одежде, разговаривающий с лошадью, — это, я тебе скажу, нечто!

Я рассмеялся и одним прыжком оказался в седле.

— Прощай, Фредерик! Счастья тебе и Мэрион. Если у меня все получится — ждите в гости. Впрочем, если не получится — все равно ждите. Ну а если не приеду… что ж, вспоминайте иногда добрым словом капитана Конрада фон Котта!

— Прощай, Конрад. Удачи!

— Ну, Иголка, покажи, на что ты способна!

— Есть, мой капитан!

Иголка спокойной рысью дошла до городских ворот. Меня посетило острое чувство дежавю — стражи у ворот вновь не наблюдалось, а из караульного помещения вновь доносились пьяные вопли и женский смех, словно и не было этих двух безумных месяцев.

— Держитесь крепче, капитан! — Иголка поскакала быстрее, потом перешла на галоп. Я вцепился передними лапами в рогожный валик и мысленно поблагодарил предусмотрительного Фредерика. Впрочем, Иголка смогла удерживать темп всего миль десять-пятнадцать, после чего перешла на спокойную рысцу и, задыхаясь, спросила гордо: — Ну как?

— Молодец, Иголка, вижу, ты все такая же резвая и выносливая. Но больше так не выкладывайся. Нам нужно проехать больше двух тысяч миль, так что рассчитывай силы.

— Легко, капитан! — браво выпалила Иголка. — А это далеко — две тысячи миль?

Мы ехали всю ночь и весь следующий день — Иголка самоуверенно заявила, что при нынешнем моем весе она может скакать без остановки хоть несколько суток подряд. Но к вечеру все же вынуждена была признать, что несколько преувеличила свои силы, да и я устал трястись в седле. К тому же небо вновь затянуло тучами и дорогу стало трудно различать даже мне.

К счастью, вдоль дороги в столицу теснилось множество городов, городков, сел и просто хуторов. А путешествовал я теперь не как в прошлый раз — когда у нас с Булыгой не было и пары медяков за душой — добрая Мэрион убедила меня взять немного денег в дорогу, так что мы с Иголкой вполне могли позволить себе иногда ночевать на постоялых дворах. Единственное, что останавливало меня, — страх перед разоблачением. Как ни хороша была маскировка, всегда оставалась вероятность провала и тогда — опять бегство. А я порядком устал убегать. Но рано или поздно нужно было решиться испытать судьбу. Тут как раз на пути попалось небольшое село, и я решил рискнуть. Мальчишка-конюх, конечно, таращился на меня все то время, что я — не менее пристально — следил, как он устраивает Иголку в конюшне. Да оно и понятно, вряд ли в этой глухомани часто видят путешествующих карликов. Убедившись, что лошадь устроили со всеми удобствами, я бросил мальчишке мелкую монетку и толкнул дверь в трактир. Потом толкнул еще раз.

— Экое чучело, — донеслось до меня отчетливо. Обернувшись, чтобы осадить нахала, я никого не увидел. Мальчишка, правда, продолжал исподтишка наблюдать за мной, но остался сидеть возле конюшни — слишком далеко, чтобы я его мог услышать. Больше во дворе не было ни души, только несколько кур вяло ковырялось в грязи.

— Челове-э-эк, Венец Мирозда-а-ания, Царь Природы! — с презрительной интонацией продолжал мой невидимый хулитель. — Присвоил себе право решать, кому из малых сих жить, а кому умереть. А на деле-то — жалкая душонка, обремененная трупом! А часто и труп у душонки такой же жалкий…

Я наконец понял, кто произносил эту обличительную речь. Сидевший на борту телеги петух нахохлился под моим взглядом и проскрежетал:

— Ну чего уставился? Петуха в первый раз увидел, что ли?

— Цитирующего Эпиктета — в первый, — признался я.

— Ты что, понимаешь меня? — От изумления петух так вытаращился, что стал похож на филина.

— Понимаю, — развел я лапами. — Так уж вышло. Не понимаю, правда, чего ты меня оскорбляешь? Мы разве раньше встречались?

— С тобой — нет. Такого урода я бы запомнил. — Надо признать, петух быстро оправился от потрясения и вернулся к своему желчному тону. — Хотя все вы, люди, одинаковы. Ненавижу!

— И за что же ты нас ненавидишь?

— За что?! А разве не за что? Вот что ты сделаешь первым делом, зайдя в трактир?

— Ну-у-у… спрошу, есть ли свободные комнаты.

— А потом?

— Закажу ужин…

— Вот! А из кого, по-твоему, приготовят ужин? А? Все вы убийцы и каннибалы!

— Насчет каннибалов — не соглашусь. Мы не едим себе подобных — как правило. В чем-то ты, конечно, прав. Но так уж устроен этот мир — травоядные поедают траву, хищники — травоядных…

— И что же, мне на этом основании теперь броситься тебе на шею с объятиями? — ехидно поинтересовался петух.

— Ну тебе-то бояться нечего, — попытался я утешить петуха. — Петухов-то обычно не трогают.

— То есть ты считаешь, меня должно утешать, что мое племя истребляют, когда сам я в безопасности?! У тебя воистину низкая, извращенная душа! К тому же я слишком стар и меня решили заменить молодым петухом. Я это точно знаю — слышал, как это сказал хозяин постоялого двора. Так что иди и закажи курятину. Пусть это произойдет быстрее, я устал ждать свою судьбу! Убирайся с глаз моих! Ступай, набивай брюхо, убийца!