– Спас картину? Молодец. Теперь ты станешь моим следующим произведением! Твои ухо и хвост будут неплохо смотреться в рамке! – процедил Макс.
– Морис... – прошептал я обречённо. Мне так хотелось помочь другу, но я, отгороженный дурацкой решёткой, совершенно ничего не мог сделать.
– Не бойся, Винсент! Мы спасём нашу мышь! – вдруг сказал Шоколад.
– Ведь он первый грызун, который спас котам жизнь! – поддержал его Мармелад.
Макс скривился:
– До чего вы дошли! Рискуете ради какой-то... мыши!
– Он хотя бы мышь, а не крыса – как ты! – отрезал Галлон. – Давайте, парни!
Я обернулся и увидел, что Мармелад и Шоколад сидят на откуда-то взявшемся огнетушителе верхом! Баллон и Батон дёрнули за кольцо. Из огнетушителя вырвалась струя, и он, подобно ракете, начал подниматься в воздух, а потом метаться по подвалу на бешеной скорости.
Наконец Шоколад и Мармелад смогли приноровиться и направить огнетушитель прямиком в ржавую решётку. Пробив препятствие и оставив котов на обломках преграды, он полетел дальше – прямо на Макса!
Усач бросил Мориса, подпрыгнул, пытаясь избежать столкновения, и... оказался верхом на летающем огнетушителе. Перепуганный наездник врезался в стену, и его засыпали десятки стоящих рядом картин. У стены образовался большой завал, из-под которого слышалось кряхтение горе-художника.
– Ура! Победа! – закричали коты.
Батон по-дружески подтолкнул Мориса лапой:
– Дай пять, брат!
Морис ударил своей крошечной лапкой огромную лапищу Батона и широко улыбнулся. И только я заметил, как мышонок потирает лапу после этого. Видимо, дать пять силачу Батону – дело болезненное.
Морис попытался освободить свой хвост из-под упавшего мольберта, когда к нему подошёл Галлон. Мыш испуганно поднял глаза.
– Не бойся, Морис! Ты доказал нам всем, что не только коты могут быть стражами картин!
Все засмеялись.
А я решил, что самое время извиниться.
– Простите, что я скрывал Мориса и всех обманывал. Я просто боялся, что вы его съедите, – честно признался я.
– Съедим? – удивился Батон. – Вот ты странный! Не стали бы мы его есть!
– Точно, – согласился Баллон. – Зачем нам есть такого славного парня?
Я подошёл к Клеопатре:
– Обещаю никогда больше тебе не врать.
– Ладно, я тебе верю! – улыбнулась кошечка и с мурлыканьем потёрлась мордочкой о мою щёку.
Эпилог
«Мона Лиза» висела на своём месте в главном музее Санкт-Петербурга. Вокруг картины толпились туристы, а рядом разгуливали пушистые охранники – коты.
Коты Эрмитажа стали настоящими звёздами музея. И желание сфотографироваться с ними стало такой же неотъемлемой частью экскурсии для каждого посетителя, как и осмотр самих предметов искусства.
Морис нашёл свое призвание. Он больше не ел картины... Ну почти.
Серьёзный мышонок стоял на столе. Двое сотрудников музея с почтением положили перед ним холст, с виду напоминающий неизвестную работу Пабло Пикассо.
Морис сделал коготком очень аккуратный соскоб краски и попробовал её на вкус.
– Фу, подделка! – брезгливо сказал он, выплёвывая. Потом мышонок деловито понюхал кофейные зёрна и кивнул сотрудникам Эрмитажа: – Несите Рембрандта!
Так что теперь Морис работал экспертом в Эрмитаже, ведь никто, кроме него, не мог настолько точно определить возраст и подлинность предметов искусства.
Макс исправился и всё-таки обрёл долгожданную славу... Теперь у него была личная мастерская, где пушистый художник мог создавать свои рваные шедевры. А Рулет остался его верным помощником. Он, кстати, тоже пробовал заниматься искусством, но пока его успехи были невелики.
Картины Макса теперь висели в лучших музеях мира, и не только в музеях... Это секрет, но, если вам когда-нибудь доведётся побывать в Белом доме в Соединённых Штатах Америки и заглянуть в кабинет президента, обратите внимание на то, чьи картины украшают эту комнату.
Что касается Призрака...
Он нашёл свою картину, тогда, в подвале Петергофа у Макса, но быстро заскучал и отправился в путешествие.
А сама картина теперь висела в одном из залов Эрмитажа. Так что у Призрака теперь был свой дом – рядом с друзьями.
Может, я бы даже позавидовал ему, ведь он мог отправиться куда угодно, ни о чём не беспокоясь. Например, порыбачить на самом дне Марианской впадины. Согласитесь, это просто невероятно!
Но...
...Я обрёл настоящую семью с Клеопатрой. И мы теперь были не одни!
Наши сыновья ещё маленькие, но уже удивительно похожи на меня, а дочь – почти полная копия своей мамы.
Даже с бульдогом мне удалось подружиться, и теперь он частенько играл в мячик с нашими котятами.
Знаете, я понял одно. Какими бы разными мы ни были – мыши, коты, собаки и даже призраки, – нет никакого смысла в том, чтобы враждовать друг с другом. Гораздо лучше идти вперёд всем вместе. Думаю, что художник, в честь которого меня назвал Морис, со мной согласился бы!