Коты и кошки

Спустя полгода (дело было в Новосибирском академгородке) я встретил Василия Тимофеевича около университетских общежитий. Он вывернулся из какого-то подвального окошка. Со здоровенной крысой в зубах, такой же ясноглазый и чистый, только отметина на голове стала гораздо меньше. Кот победно глянул на меня, муркнул что-то и исчез.

Мурка

Говорят, что человек отличается от животных еще и тем, что отягощен понятием смерти. Или одухотворен, потому что известные пределы жизни являются соавтором и яростного труда и вершин славы. Не так разве?

А животные живут сейчас. Без завтра.

Может быть. Не знаю. Хотя знаю наверняка, что большая часть людей всю жизнь, не сознавая того, уверена в бесконечности жизни. И это нормально.

Но так ли уж животное, кошка, например, не знает, что есть такая штука, как смерть?

Была у меня кошка. Такая, знаете, открыточная. Есть такие серые в полоску кошки, самые что ни на есть простые, кажется, проще не бывает — и удивительно красивые. Уж на что вообще кошки грациозны и пластичны — Мурка была совершенством.

И вот она-то очень плохо перенесла операцию. Только позднее, слишком поздно, мы узнали причину. У нее были больны легкие. Как-то она с этим справлялась, но когда у нее организма появился еще один очаг борьбы, пусть и небольшой, она не выдержала. Слабое звено — легкие — отказало.

Мурка перестала есть. Мы видели, что дело не в проведенной нами операции. Эта операция для кошки ерунда. На следующий день к вечеру киска бывает уже в порядке, а через день так и вовсе бодра и весела.

А Мурка угасала и на девятый-десятый день болезни уже не могла стоять.

Мы пытались кормить ее, впрыскивая в рот молоко, — она его выплевывала. А ведь мы знали: начнет есть — выцарапается.

Инъекции глюкозы и антибиотиков не помогали.

И вот однажды (нас было в комнате несколько человек) она вдруг встала!

Встала, худая, как тень, и подошла к ящику, в котором дается эфирный наркоз, посмотрела на нас и мяукнула. Но она так смотрела и так мяукнула, что мы все совершенно однозначно поняли: она умирает, знает это и не хочет, чтобы это видели.

Мы открыли ящик, и кошка, которая уже два дня стоять не могла, явно из последних сил туда залезла!

Мы закрыли крышку. Она жила буквально несколько секунд.

Мы были потрясены. Очевидно, не только человеку важно достойно встретить последний час.

Прошка

Такого кота я, наверно, не встречу больше никогда.

История его — это, пожалуй, и не рассказ, а скорее повесть.

Прошку трудно описать, столь необычна была его внешность. Достаточно крупный, сильный, но нисколько не грациозный. Среди бесчисленных прозвищ, которыми одаривали Прошку, было, например, и «Вахлак». Или, например, заходит кто-нибудь в комнату и, впервые увидев Прошку, спрашивает: «А это что за чучело?» И такая кличка хоть немного, но тоже отражала суть его облика.

Походка у Прошки была тяжелая, совершенно не кошачья, но как же он мог преображаться! Становиться стремительным и ловким!

Цвет его был однотонно грязно-серый, даже без обычного у кошек белого пятнышка на горле. Именно грязно-серый, настолько грязно, что кот выглядел так, словно его только что вытащили из помойки, тем более что он всегда был в каких-то опилках, нитках, стружке и другом мусоре, которые Прошка неведомым нам образом находил, живя в чистой экспериментальной комнате.

Шерсть — длинная, с очень густым, свалявшимся почти до уровня войлока подшерстком. И при этом от блох, похоже, кот не страдал.

Глаза. Их-то описать труднее всего. Знаете, одно время были распространены всякие определения «сверх чего-либо» (сверхскорость, сверхточность и т. п.). Сверхпочерк определялся, например, как почерк пьяного врача, если врач пишет ручкой, украденной на почте, сидя в разбитой телеге, во весь опор мчащейся по булыжной мостовой. В этом смысле у Прошки были сверхглаза, но как назвать их? Трудные были глаза у Прошки. Смотрит он на тебя и словно бы говорит: «Ну вот, и ты еще тут…» При этом явно имеется в виду — на белом свете.

Даже если Прошка снисходил до изображения ласки, взгляд его все равно был суров, испытующ, всегда исподлобья.

Теперь нужно рассказать, на каком фоне в лаборатории появился Прохор. К моменту его появления в комнате жили три кошки: Васисуалий Михайлович, Федя и Дуся-развратница. Жили достаточно дружно.

Васисуалий Михайлович был кот кровей благородных. Его принесли сами его хозяева. Принесли прямо в лабораторию. Как и Василий Тимофеич, он был белый с черным, но короткошерстный. Вальяжный был первое время — прямо член Государственной думы. Ну и довальяжничался, видать. Попал он в лабораторию по совершенно дурацкому поводу. Отказывался есть что-либо, кроме сметаны, «а сметана последнее время стала не та, он капризничал, голодать стал. Ну, думаем, чем ему так мучиться…»

В момент своего вступления (царственного) в лабораторию кот весил 5100 граммов (у Прошки было 3900). В лаборатории он не похудел, хотя сметану видел только во сне. Ел мясо, сырую рыбу, но ел также и проростки овса и даже просто хлеб.