Коучинг: методология, научные основы и профессиональная этика

Возможно, именно неспособность различать и тестировать такого рода «одаренность» ведет к потере и коуч-позиции. Зная же о феномене «одаренности» рассматриваемого рода, можно несколько сессий, при необходимости, уделить тому, чтобы помочь сформировать основные необходимые навыки у клиента, понимая, что это не будет в чистом виде коучинговым процессом, а будет иным процессом, в котором потенциальный коучи будет осваивать науку «учиться учиться». Способность различать эти виды деятельности – коучинг и подготовку к коучинговому взаимодействию – есть необходимое условие для ясного определения границ коучинга от других видов помощи (консультирования, психотерапии, консалтинга и др.).

Важно отметить, что рассматриваемая «одаренность» как «способность к неведению» – необходимое условие для самого кандидата в коучи, и она прекрасно развивается в процессе супервизий и личного коучинга.

Но, возможно, есть некоторые и объективные критерии, которые определяют ее «наличие» и «достаточность», по которым Сократ смог определить «одаренность» подростка. Теэтет впоследствии, действительно, «прославился», Евклид называет его «безупречный человек». Важно понимать, что коучинг как профессиональная деятельность точно не для каждого, и как вид помощи тоже не каждому подходит. К сожалению, сегодня происходит дискредитация коучинга именно тем, что призывают всех и каждого овладеть этой профессией или пытаются, например, «строем» отправить на коучинг каждого сотрудника компании, не осознавая, что должны быть еще некоторые предварительные условия – наличие способности человека к признанию и преодолению неведения.

Более подробно сам этот процесс – признания и преодоления неведения – иллюстрирует следующий отрывок [7]:

«Сократ. …Вот скажи мне, учиться – это значит становиться мудрее в том деле, которому учишься?

Теэтет. А разве нет?

Сократ. А мудрецы, я думаю, мудры благодаря мудрости?

Теэтет. Да.

Сократ. А это отличается чем-то от знания?

Теэтет. Что именно?

Сократ. Мудрость. Разве мудрецы не знатоки чего-то?

Теэтет. Что ты имеешь в виду?

Сократ. Одно ли и то же – знание и мудрость?

Теэтет. Да.

Сократ. Вот это как раз и приводит меня в затруднение, и я не вполне способен сам разобраться, что же такое знание. Поэтому скажи честно и благородно, что, по-твоему, есть знание?

Теэтет. Итак, мне кажется, что и то, чему кто-то может научиться у Феодора, – геометрия и прочее, что ты только что перечислял, – есть знания и, с другой стороны, ремесло сапожника и других ремесленников – а все они и каждое из них есть не что иное, как знание.

Сократ. Вот благородный и щедрый ответ, друг мой! Спросили у тебя одну вещь, а ты даешь мне много замысловатых вещей вместо одной простой.

Теэтет. Что ты хочешь этим сказать, Сократ?

Сократ. Может статься, и ничего, но все же я попытаюсь разъяснить, что я думаю. Когда ты называешь сапожное ремесло, ты имеешь в виду знание того, как изготовлять обувь?

Теэтет. Да, именно это.

Сократ. А когда ты называешь плотницкое ремесло? Конечно, знание того, как изготовлять деревянную утварь?

Теэтет. Не что иное и в этом случае.

Сократ. А не определяешь ли ты в обоих случаях то, о чем бывает знание?

Теэтет. Ну да.