Ковалиная книга. Вспоминая Юрия Коваля

Коваль: Давайте я вам отвечу. Получается вот как. Ну конечно, такой чистенький с книжечкой под мышечкой я не был. Не был и в разорванных штанах. Я был средненький такой. Не поймешь чего. Но каким мне хотелось быть, я могу вам описать. Мне хотелось надевать охотничьи сапоги, бродни, брать ружье, надеть какую-нибудь штормовку или какую-нибудь там, не знаю, телогрейку в зимнее время или в осеннее время и отправиться в лес на охоту. Я был охотником. Довольно рано, уже в тринадцать лет я выехал, первый раз поехал на охоту.

Это, конечно, была не страсть убивать животных или птиц, а страсть находиться среди всего этого. И это был единственный для меня тогда возможный вход в природу.

(Музыка.)

Коваль (читает): «Поздним вечером ранней весной я шел по дороге. Поздним вечером ранней весной. Складно сказано. Да больно уж красиво. А дело, правда, было поздним вечером ранней весной. Весна была ранняя, соловьи еще не прилетели, а вечер поздний. Так что же было-то поздним вечером ранней весной? А ничего особенного не было. Я шел по дороге, а вокруг меня и на дороге, и на поле, в каждом овраге светился месяц.

Иногда я наступал на него, и месяц расплывался вокруг моей ноги. Я вынимал ногу из лужи, на сапоге блестели следы месяца. Капли месяца, как очень жидкое и какое-то северное масло, стекали с моего сапога. Так и шел я по дороге, по которой ходил и ясным днем, и тусклым утром, и так уж получилось, поздним вечером ранней весной». (Музыка.)

Ведущая: Это как-то проявлялось уже в детстве, что вы станете писателем? Вот, кроме вашего желания все изучать и узнавать.

Коваль: Конечно, любовь к книге-то была, я читал и зачитывался многими писателями. И, конечно, я отличал Марка Твена от Жюля Верна. Очень любил в детстве книгу «Республика ШКИД», повести Гоголя. Не так уж много было книг. Все-таки учтите, что детство было военное. В 45-м году я пошел в школу. Случайно мне досталась разорванная книга Чуковского «Чудо-дерево». Так вот это было для меня, действительно, чудо-книгой. К книге я всегда относился с ощущением того, что ожидаю от нее чуда. Когда же я это чудо не получал, я даже удивлялся в детстве. Только потом понял, что бывают книги хорошо написанные, а бывают плохо написанные. Это я уже потом понял.

Ведущая: А что самое главное должно быть в хорошо написанной книге, по-вашему?

Коваль: Как у писателя у меня есть своя небольшая теория о том, как должна быть написана книга, ну, скажем, для детей. Если отбросить сейчас мысль о том, что в книге должно быть, конечно, какое-то глубинное душевное и духовное содержание. Надо с первых же строчек, с первой строчки взять читателя. Желательно так удерживать его целую страницу — если он прочтет уже первую фразу, я должен быть уверен, что он прочтет и вторую. Потом я даю ему страницу, он должен прочесть страницу, потом я ему могу дать небольшую передышку. Потом я снова должен взять его в руки. И такие способы у меня на вооружении есть. Я их ищу, я их разыскиваю.

Ведущая: А вы любите удивляться?

Коваль: Дело в том, что вообще все вокруг удивительно. Я просто только и делаю, что удивляюсь. Вот даже ваш визит ко мне — это же полное чудо и удивление, согласитесь. И кресло скрипит, и петухи тут только что не кукарекают.

Ведущая: Ну, это для меня чудо и удивление. Для вас-то это как раз жизнь просто, норма, мне кажется.

Коваль: Трудно не удивиться иной раз тому или иному. Тут масса всяких удивительных вещей вокруг.

Ведущая: А вспомните свое самое яркое удивление какое-нибудь.

Коваль: Ну пожалуйста, я так скажу: что меня удивило, что запомнилось. Ведь много из того, что нас удивляет, не запоминается. Ну вот, скажем, лингвистическое удивление, к примеру, связанное со словом.

Есть у меня друг, его зовут Ваня Овчинников, фамилия у него такая — Овчинников. Мы с моим сыном Алешей едем в гости к Ване. Алеша меня спрашивает: «А у Вани как фамилия?». Я так, видимо, быстро ему ответил: «Овчинников». Он говорит: «Вообще никак?». Вот это удивление лингвистическое… (Смех.)

Ведущая: Прекрасно!

Коваль: Такое вот для меня было удивление. Ибо это, в сущности, поэзия.

Ведущая: Он услышал рифму к этому слову.

Коваль: Он услышал, да.

Ведущая: Хорошо, что вы сказали про сына. Сколько ему лет?

Коваль: Ему четыре года и три месяца.

Ведущая: Это, наверное, ваш первый судья. Вы проверяете на нем ваши рассказы детские?

Коваль: Нет, нет, нет. Ну, я вообще ни на ком ничего не проверяю.

Ведущая: Ну что же вы ему свои вещи не читаете замечательные?