Так вышло, что попрощался навсегда я с Юрой живым.
Юлия Коваль. Человек лыжни
Во времена детства летосчисление мое отличалось от теперешнего взрослого. Тогда за год много воды утекало. К концу летних каникул мы вполне перерождались в индейцев или пиратов, научались переносить лишения и стойко держать язык за зубами, когда над нами реял Веселый Роджер. Зимы были длинные, холодные, и это была целая эпоха. Мы гуляли все свое свободное время, лаже в темноте. Во дворах вместо стада машин были горы собранного дворниками снега, за развал которых нам грозил разгон. Снега в детстве всегда было огромное количество. Качество его было разным, но годилось для нас всегда. Если снег лип и на лыжах и санках кататься было плохо, то уж слепить первую в сезоне или самую красивую в районе снежную бабу точно было можно. А снежки?! Особенно если цель крупная, например — бабушка. Отец тоже с удовольствием играл с нами, а на лепку меня просто вдохновлял своими веселыми фантазиями. Только было это все очень редко и коротко — некогда.
За ломом были горки — как для санок, так и для катания на ногах или заднице, в зависимости от храбрости и возраста катающихся. Санок было мало, ледянок почему-то тогда у нас не существовало (в лучшем случае брали кусок картона), поэтому домой приходили в стоящих колом, забитых снегом шубах и рейтузах. Трое сезонных каникул были островками свободы во время в принципе любимой учебы. А свобода МЫСЛИЛАСЬ в компании на свежем воздухе, в подвижных играх и скромных детских безобразиях.
По отношению к снегу люди шестидесятых делились на две категории. Первые были конькобежцы или фигуристы, хотя фигурные коньки мало у кого тогда были. Вообще коньки были предметом роскоши и уважения окружающих, как примерно велосипед Другая же, более демократичная партия, была — лыжников. Ну, лыжи тогда были у всех поголовно, это было дешевое развлечение. Самые простые, с кожаной петлей, на валенки или поизящнее, с ботинками, не важно. Причем уточнять — беговые или горные — не требовалось, так как хоть гор в стране и было столько же, сколько сейчас, но средств их достижения и желания достичь явно меньше. «Умный в гору не пойдет…» Две эти группы товарищей являлись непримиримыми противоположностями, как физики и лирики, да и можно ли объединить мягкий теплый снег и жесткий холодный лед?..
Так вот, отец мой, Юрий Коваль, был явным лыжником. Я вообще не знаю, катался ли он на коньках. Думаю, что, наверное, умел, так как был спортивным молодым человеком. Опять же, каток был признанным местом знакомств молодых людей и девушек. Однако при мне не было случая, чтобы он хотя бы упоминал об этом, из чего я могу сделать вывод что коньки он не любил, точнее, был человеком лыжни.
А вот уж лыжи он явно любил. Да и правда, как мог человек, влюбленный в природу, не любить средство достижения ее зимой? Из этих двух досок с бамбуковыми палками можно было составить самую зимнюю легкую лодку в мире и плыть на ней куда угодно, хоть на Северный полюс. Кстати, вы обратили внимание, что без снега в прозе Коваля обойтись невозможно и одни из самых лирических — зимние страницы?
Прекрасное время моего детства совпало с пребыванием в прекрасном доме отдыха «Березки» прекрасного издательства «Молодая гвардия» в прекрасном Лобненском районе Московской области.
Но первые наши с отцом лыжни начинались в Сокольниках. У меня до сих пор ощущение, что это самый солнечный парк на свете. Наверное, папаша выбирал хорошую погоду для дальних выходов (в плохую я гуляла рядом с домом); но в памяти прочно засели голубые просеки с косым солнечным паркетом, лежащим поперек лыжни, снегири, музыка в отдалении, доносящаяся с катка. Впрочем, выходы эти на природу были редки. Наверное, поэтому и запомнились. Когда я интересовалась у маман, не пойдет ли отец со мною погулять еще, она отвечала, что он занят в мастерской.
В «Березках» все было по-другому. 'Гуда приезжали дети родителей на все каникулы. Родители же детей, экономя короткий летний отпуск, устраивали сменный пост при своих отпрысках и сменялись через несколько дней. Мой-то папаня тогда уже в штате редакций не работал, а был на вольных хлебах, поэтому был более свободен, чем мать. Но все равно бывал там не часто, не каждый год. Однако же какой то был счастливый год — не то семидесятый, не то семьдесят второй — когда в этих «Березках» собралась куча Ковалей.
Приехал отец, брат его Боря с тетушкой Лялей, мать моя Ия, кузина Танька, ну и я, конечно, была. Вот это было счастье! Кстати, к погоде в детстве у меня не было претензий вообще — типа, жарко или холодно. Погода была прекрасна и в солнце, и в пасмур. Сейчас вспоминаются прекрасноснежные зимы без каких-то диких климатических особенностей. Была, правда, одна зима в семидесятых, когда на вновь распустившихся зеленых листьях сирени в декабре лег снег. Да и лета тоже были подходящие. Капризы мои, а не погоды, начались гораздо позже. А пока каждый день с утра после завтрака были лыжи в количестве трех-четырех часов.