Не помня себя от радости, он открыл крышку и увидел, что полированное, блестящее дно поднялось кверху. Он запустил в сундук руку, сначала по локоть, потом по плечо, затем нагнулся еще ниже и стал шарить обеими руками. Воронцов со сдержанной улыбкой наблюдал за его стремительными движениями.
Наконец, Стремянной в полной растерянности поднялся на ноги.
— Черт знает, что такое! Ничего не понимаю! — сказал он.
— Сундучок-то, оказывается, пуст! — спокойно произнес Воронцов, только теперь заглядывая внутрь. — В тайнике-то ничего и нет…
— Ничего! — сказал Стремянной. Он с шумом захлопнул верхнюю крышку и тяжело опустился на нее. — Ведь я был совсем уверен!
Воронцов поглубже затянулся дымом и снова отошел к окну.
— А вот я, по правде сказать, так и думал, что мы здесь ничего не найдем, — сказал он. — Дело ведь гораздо сложнее, чем кажется…
— Что вы хотите сказать?
Воронцов показал папиросой в сторону сундука.
— Обнаружить второе дно и даже открыть его — вот в этой трофейной рухляди — не так уж, в конце концов, сложно, товарищ Стремянной. Гораздо сложнее бывает найти и открыть второе дно у человека. Тем более что есть люди не только с двойным, но даже с тройным дном и гораздо хитрее замаскированным, чем у нашего сундука.
Стремянной встал.
— Теоретически вы правы, майор, но, к сожалению, от этого не легче. Планов-то ведь нет! Мы их не нашли…
— Потерпите еще немного, — сказал Воронцов. — Может быть, и найдем. У меня есть еще кое-какие надежды.
Стремянной снова опустился на сундук.
— Позвольте!.. Позвольте!.. Я что-то не понимаю…
Воронцов кивнул головой.
— Это потому, что вы еще всего не знаете.
— Чего же это я не знаю?
Воронцов не успел ответить. В комнату постучали, и на пороге появился сержант Анищенко. Лицо его радостно улыбалось, и, казалось, всего его так и распирало рассказать о чем-то крайне важном.
— Разрешите доложить, товарищ майор!
— Ну, что? Что? — спросил Воронцов, и глаза его блеснули.
— Все в порядке, товарищ майор!
— Где же все в порядке, когда он ко мне не звонит?
— Сейчас позвонит, товарищ майор… Как вы приказали, он пошлет его к вам за наградой…
— Ну, а карандаш затачивали?
— Затачивали, товарищ майор.
— Ну, и что?
— Да все в порядке, товарищ майор. Как вы предполагали. — Анищенко потоптался на месте. — Можно мне вам сказать два слова по секрету?
Воронцов вышел вместе с ним за дверь и через минуту вернулся гораздо более оживленным, почти веселым, открыл стол и положил в него какой-то маленький сверточек, не больше, чем со спичечную коробку.
— Я очень прошу вас, товарищ Стремянной, — сказал он, — побудьте здесь. Мне на минутку нужно сходить к Кузьминой. А вы послушайте, пожалуйста, телефон.
— Хорошо, — сказал Стремянной.
Он чувствовал, что готовится что-то важное и неожиданное, и с интересом ждал развязки.
Воронцов накинул шинель и ушел. А Стремянной несколько минут сидел в полной тишине.
Вдруг на столе зазвонил телефон.
— Слушаю, — сказал Стремянной в трубку.
Он услышал знакомый тенорок председателя городского совета:
— Товарищ Воронцов?!.
— Нет, не Воронцов, а Стремянной… Слушаю вас, Сергей Петрович.
— Что это, телефонист ошибся? Я же не к тебе звонил.
— Нет, нет, правильно. Воронцов вышел, а я его, так сказать, заменяю.
— Ну хорошо… К тебе я хотел звонить попозже, — голос Иванова звучал как-то особенно радостно. — Поздравляю тебя, товарищ Стремянной!
— С чем, Сергей Петрович?
— Картины найдены!.. Они у меня в кабинете!.. Все десять штук.
— Кто же их нашел? — спросил Стремянной; туман начал проясняться — так вот чего ожидал Воронцов!..
— Фотограф Якушкин! Я его сейчас к Воронцову послал за наградой.
— Почему к Воронцову? Разве он у нас наградами ведает?
— Не знаю. Так Воронцов распорядился. Это уж ты его спроси!.. Ну, прощай! Будь здрав!.. Заходи поглядеть на картины!..
Стремянной положил трубку. В комнату уже входил Воронцов, раскрасневшийся от быстрой ходьбы. Он обернулся на пороге и кому-то приказал:
— Кузьмину проводите в крайнюю комнату, а Якушкина — сразу ко мне!
— Ты что это, товарищ Воронцов, начальником наградного отдела стал? — улыбнувшись, спросил Стремянной.
— А что, Иванов звонил?
— Звонил.
Воронцов снял шинель и сел за стол.
— Конечно, тут есть некоторая неловкость, — улыбнулся он. — Но сейчас, как ты увидишь, это уже не имеет значения.
— А вот я ничего не понимаю, — сказал Стремянной. — Какое отношение к нашему делу имеет Якушкин?
— Думаю, что прямое…
— Ах, вот как!.. Но если Якушкин в чем-то замешан, то ведь лучше всего было бы разоблачить его внезапно…
Воронцов покачал головой:
— Это не всегда правильно. Сейчас, когда он сюда идет, он предполагает, что я что-то знаю. Но что именно, вот этого он пока понять не может. Он даже убежден, что если я что-нибудь и знаю, то очень немногое.
— А вдруг он попытается убежать?
— Не побежит, — твердо сказал Воронцов. — Во-первых, его сопровождают, а во-вторых, попытка побега его окончательно разоблачит.
—. А если он покончит жизнь самоубийством, — предположил Стремянной.