Кованый сундук

После всех постигших его неудач он боялся, что и эта вдруг возникшая возможность овладеть секретом укрепрайона еще раз может в самый последний момент обмануть его ожидания.

— Нет, этого не случится, хотя бы по той простой причине, что у него связаны руки.

Стремянной рассердился:

— Товарищ Воронцов, прошу вас объяснить толком, что здесь, наконец, происходит…

— Пожалуйста.

Но тут за стеной послышались голоса, дверь раскрылась и в комнату вошел Анищенко, а за ним Якушкин со связанными за спиной руками; двое солдат с автоматами остановились на пороге, ожидая приказаний.

— Ну, Якушкин, вот вы и пришли за наградой!.. — сказал Воронцов. — Анищенко, развяжите-ка ему руки… Садитесь, Якушкин!.. Давайте разговаривать.

Анищенко положил на стол фотоаппарат, треногу, пакет с вещами, отобранными у Якушкина при личном обыске, быстро развязал ему руки и вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Несмотря на приглашение сесть, Якушкин продолжал стоять, растирая затекшие ладони. Во всем его облике была такая растерянность и пришибленность, что Стремянной невольно подумал, — не ошибся ли Воронцов? Ничего страшного не было в этом узкоплечем, бледном человеке.

— Что же это такое, товарищ Воронцов? — жалобно спросил Якушкин. — Хватают у выхода из горсовета! Вяжут руки!.. И все это за то, что я преданно разыскивал картины? И разыскал их… Не так ли? И не я ли помог разоблачению предателей? — Он повернулся к Стремянному. — А вот вы, товарищ начальник, вы же видели, как я бургомистра опознал? Так за что?.. За что?..

Якушкин закрыл лицо руками и так стоял несколько секунд, словно стремясь справиться с охватившим его отчаянием.

— Садитесь!.. Садитесь, Якушкин!.. — сказал Воронцов. — Сейчас мы во всем разберемся — допущена ошибка или нет…

Якушкин покорно подсел к столу, положив руки на колени и всем своим видом показывая, что готов помочь разобраться в этом горестном недоразумении.

— Вот что, Якушкин, от вас зависит очень многое… Во-первых, ваша собственная судьба. Поэтому отвечайте на вопросы правдиво, — сказал Воронцов, придвигая к себе поближе пакет с отобранными у него вещами. — Где вас обыскивали?

— В комнате при выходе.

— Вы все отдали?

— Все.

— Ну, так посмотрим, что у вас…

Майор развернул газету, и Стремянной увидел смятый носовой платок, связку ключей, очевидно от дома, где жил Якушкин, сломанный перочинный нож, монеты, несколько десятирублевых кредиток. Тут же были какие-то сильно истрепанные удостоверения, паспорт… В-общем как будто ничего интересного. Воронцов развернул платок, осмотрел его, отложил в сторону, затем пересчитал монеты, — одну из них он задержал в руках, поболтал в воздухе связкой ключей, — не выпадет ли что-нибудь из горловинок, мельком взглянул на удостоверения и паспорт.

Якушкин спокойно наблюдал за тем, как Воронцов перебирает немудреное содержимое его карманов.

— И не стыдно вашим людям так старого человека обижать! — сказал он, когда осмотр закончился и, по всей видимости, не дал Воронцову ничего существенного. — Ну, зачем вам все это? Неужели уж я не могу иметь в кармане носовой платок и ключи от квартиры?

— Конечно, можете, — согласился Воронцов.

— Так верните мне все это.

— Подождите, подождите, не сейчас… — Воронцов отодвинул вещи на край стола. — Скажите, Якушкин, — неожиданно спросил он, — где вы жили до войны?

Якушкин несколько растерялся:

— Я?.. До сорокового года я жил в Западной Белоруссии, в городе Лида.

— Так… А потом? Как вы оказались в этом городе?

Якушкин подался вперед и горячо заговорил:

— Видите ли… при Пилсудском я очень нуждался. Много лет голодал. Когда стало возможно вернуться в Россию, я, одинокий старый человек, решил поехать в один из маленьких степных городков, где много вишен, приволье, покой, и дожить здесь свои последние дни…

— Хорошо, — сказал Воронцов. — Складно у вас получилось, даже как-то поэтично… — Он оперся локтями о стол и подался грудью вперед. — А вот скажите, Якушкин, как к вам попали картины?.. Где вы их нашли?

Якушкин удивленно пожал плечами:

— Все искали, и я искал… Только, очевидно, я искал более удачливо, чем другие… А нашел я их в подвале гестапо — под нарами… Меня туда ребята из детского дома затащили показать стену с надписями погибших. Вот я случайно и обнаружил…

Воронцов взглянул на Стремянного и усмехнулся краешком губ, как бы призывая внимательно следить за ходом допроса. Стремянной все это время внимательно наблюдал за Якушкиным и невольно заметил, что за его внешним спокойствием кроется настороженность.

— Значит, все искали, и вы искали, — сказал Воронцов. — Хорошо. — Он вдруг встал и, обойдя вокруг стола, сел напротив Якушкина. — А если я вам скажу, что картины вы взяли не в подвале гестапо, а в элеваторе?.. В тот самый вечер, когда там были ребята из детского дома, вы тоже побывали там и забрали оттуда картины, которые из машины перетащил туда Курт Мейер. Это было самое ценное из того, что он, раненый, мог унести с собой… Что бы вы на это ответили?

Якушкин пожал плечами: