Коварная дама Карма (СИ)

Не позволяя себе тратить время на удивление, Бьякуя посмотрел вверх. С неба все еще осыпались искры – остатки смертоносного Сокёку. На одной половине разрубленной перекладины эшафота стоял рыжий риока, держа под мышкой Такеши Рукию в белом юката смертницы. Эти двое переругивались, словно у них под ногами ничего не происходило.

Куроцучи что-то вещал о процессуальных нарушениях во время расследования, преступном игнорировании фактов и подозрительной поспешности в вынесении приговора. Командор слушал, прикрыв глаза.

- Кучики? – проскрипел генерал, соизволив открыть левый глаз, да и то не полностью, когда джунибантай-тайчо умолк.

Бьякуя кивнул, но с места не сдвинулся. Происходящее ему не нравилось: попахивало расколом и последующим кровавым весельем.

Из-за спин ополчения, как Кучики про себя назвал противников казни, провинтился Ренджи, и Куросаки оживился, прокричал что-то ободряющее и запустил Рукией в Абарая. Неким чудом фукутайчо умудрился поймать девушку, пропахав при этом своей пятой точкой изрядную колею в жесткой земле.

- Уноси ее, - размахивая тесаком, командовал рыжик. – Уноси как можно дальше и не отпускай!

Ренджи поудобнее перехватил сестру и неуверенно глянул на Куроцучи.

- Вали-вали, - помахал на него руками ученый. – Тут и без тебя найдется, кому сражаться.

Толпа за его спиной согласно взревела.

- Задержать! – каркнул Командор, для убедительности стукнув посохом по твердой почве. Его оппоненты ощетинились мечами. Откуда-то сбоку повеяло силой квинси и еще какой-то чужеродной энергией.

Капитаны озадаченно покосились на Ямамото. Тот открыл оба глаза, неприязненно скривил губы. Этого оказалось достаточно, чтобы его лейтенант рванул следом за давно слинявшим Абараем. За Сасакибе потянулись Омаэда и Котецу. Рыжий помчался им наперерез.

Командор гневно уставился на топтавшихся в сторонке Кёраку и Укитаке. Бьякуя подумал, подумал – и присоединился к сэнсэю и его другу.

- Не ожидал, Кучики, что и ты окажешься предателем, - проскрипел Ямамото. Вероятно, он хотел задеть молодого капитана, или воззвать к его чувству долга. Но Бьякуе впервые за много лет было плевать на репутацию, долг, честь и прочую мишуру. За его спиной стоял глазастый юноша, и его восхищение окутывало Кучики-тайчо, словно защитным барьером. Надежду Соуджина нельзя было предавать – вот в это Бьякуя верил, а остальное… Он пожал плечами, ничего не ответив Командору.

Опять подал голос Куроцучи, и по его словам выходило, что преступление Такеши Рукии вовсе не было таким уж преступлением, и действовала девушка в соответствии с ситуацией. И последующие ее действия не могут быть расценены как дезертирство или неподчинение приказу, потому что ее передатчик постоянно фиксировал новые задания, и она считала, что выполняет директивы командования. И приговор вынесен без соблюдения положенных формальностей, и адвоката девочке не предоставили, и даже не допросили толком. И на доклады самого Куроцучи о подозрительных сбоях инфопотоков внимания не обратили, и вообще все шито белыми нитками. Так что казнь – это слишком, давайте-ка пересматривать дело!

Унохана, послушавшая коллегу, покачала головой и степенной походкой перешла в ряды протестующих. Сой Фонг зашипела и осталась на месте. Капитаны шестого, восьмого и тринадцатого отрядов переглянулись – и тоже присоединились к большинству. Командор настолько разгневался, что аж брови нахмурил. И тут над Сокёку зазвучал усиленный заклинанием голос капитана Хицугаи, срывающийся и ломкий, как у тяжело раненого человека.

И говорил он такое, что у всех волосы дыбом встали (кое у кого в прямом смысле слова). Едва закончился этот странный, жуткий, выбивающий из колеи доклад, как между двумя группами возникли капитаны Айзен и Тоусен. И распластанный по земле лейтенант Абараи с Рукией на руках.

- Упс, - послышался откуда-то сзади голос Ичимару Гина. – Неувязочка вышла…

Айзен, появившийся с очень довольной мордой, недоуменно сморщился, озираясь. Пара десятков занпакто, уткнувшихся ему в глотку, не способствовала хорошему настроению. Правильно понявший ситуацию Абараи ползком пробрался между ногами столпившихся вокруг шинигами и заныкался за их спины. Откуда-то прискакал сияющий, как медный хибачи, Куросаки и, радостно оскалившись, заявил: «А этот – мой!», острием своего тесака тыча в Айзена. Ему шумно возразили, что желающих целая очередь, и он в ней первый с конца.

Соуджин тем временем рванул к Ренджи и Рукии, взахлеб рассказывая им, что произошло, пока их не было, и одновременно закидывая вопросами о том, что случилось с ними. Бьякуя подошел следом, остановился в паре шагов, не решаясь присоединиться к бурной семейной сцене. Но Соуджин порывисто схватил его за руку, подтолкнул к своим родным, и Кучики-тайчо оказался почти вплотную к девушке, уже вполне оправившейся от потрясений и самостоятельно державшейся на ногах.

- Алле! – снова раздался голос Ичимару. – Он щас Отрицание призовет!