Коварные алмазы Екатерины Великой

Санкт-Петербург, 1780-е годы

Отчего-то именно алмазы и связанные с ними истории Ланского очень интересовали. Не потому ли, что императрица называла его по-старинному – адамас моего сердца? Чтобы позабавить любимого, Екатерина свела его в сокровищницу и показала драгоценности российской короны. Среди них был мешочек с алмазами удивительной красоты. На некоторых виднелись темные пятна.

– Они издавна принадлежали русскому царскому дому, но много лет провели в странствиях, – лукаво улыбнулась Екатерина. – Так вышло, что я знаю их историю. Случайно! Услышала, когда была невестой Петра Федоровича и только приехала в Россию.

Разумеется, Ланской попросил рассказать эту историю. И вот что он узнал.

Однажды при русском императорском дворе появился новый посланник герцогства Саксонского. Это был немолодой, но все еще очень красивый и необычайно нарядный человек. При виде его лицо императрицы Елизаветы Петровны приняло выражение острой неприязни.

Звали этого господина Морис Линар. Много лет назад он уже был посланником при императорском дворе. На троне в те времена восседали Анна Иоанновна, а потом ее племянница Анна Леопольдовна. Эта не была еще венчана на царство и звалась правительницей. Морис Линар стал фаворитом и любовником Анны Леопольдовны. Она твердо решила избавиться от ненавистного супруга, Антона-Ульриха Брауншвейгского, и выйти замуж за Линара.

В сентябре 1741 года ему предстояло ненадолго отбыть в Дрезден по делам посольства. Линар увозил с собой изрядное число драгоценностей, принадлежащих русскому двору, среди прочего и мешочек с шлифованными алмазами – якобы для современной огранки «розой». Слухи, однако, упорно твердили, будто Линару предстоит заказать новую корону Российской империи, украшенную этими драгоценностями.

В последнюю минуту беззаботную Анну Леопольдовну пронзило вдруг недоброе предчувствие, и она пробормотала что-то такое:

– Не к добру отдаю я вам эти алмазы! Говорят, они взяты из хранилища индийского божества и несут несчастье всем, кого украшают, вносят раздоры во всякие судьбы. А ведь я собираюсь носить их на своей короне!

Морис Линар не был суеверен, поэтому живо успокоил возлюбленную. За каждым алмазом непременно тянется кровавый след – к этому следует относиться философски.

Его куда больше беспокоило, что в Петербурге живет особа, у которой куда больше прав на престол, чем у Анны Леопольдовны и ее малолетнего Иоанна Антоновича, – хотя бы потому, что приходится эта особа родной дочерью императору Петру. Звалась она царевной Елисавет, а Анна Леопольдовна ее иначе, как Елисаветкой, не называла и относилась весьма пренебрежительно, не видя никакой для себя угрозы в той, что беспрестанно меняла любовников, до одури охотилась, водила дружбу с гвардейцами, крестила их детей и знай латала-перелатывала свои изношенные до неприличия платьишки.

Однако Морис ее опасался. Прежде всего потому, что Елисаветка оставалась к его несравненной красоте равнодушна, а таким женщинам Линар не доверял. Перед отъездом он посоветовал милой Анхен отправить Елисаветку в крепость – нечего маячить перед глазами.

Линара поддерживал советник правительницы Андрей Остерман. Анна Леопольдовна начала всерьез склоняться к этой мысли, однако раздумывала она слишком долго. Когда Елисавет узнала, что ей грозит тюрьма, она подняла гвардейский мятеж и в результате стала императрицей, а бывшая правительница с семейством отправились в заключение.

И вот прошло столько лет, и Линар снова объявился при русском дворе! Он был на диво беззаботным и не сомневался, что императрица примет его с величайшей охотой. Однако Елизавета Петровна потребовала немедленно вернуть драгоценности, которые были некогда переданы Линару. После долгих тяжб алмазы и другие камни снова оказались в сокровищнице.

Ланского эти камни очаровали. Сколько тайн! Особенно привлек его один, с таинственным туманным утолщением в глубине. Императрица это заметила, и вскоре Ланской получил в подарок чудесный аграф – булавку с крупным бриллиантом, разумеется, тем самым. Из чистых бриллиантов, которые хранились в том мешочке, сделали пуговицы для его камзола.

Аграф Ланской очень полюбил и частенько перестегивал его с одного камзола на другой.

Париж, наши дни

На ипподром Лонгшамп в районе Булонского леса Эмма добиралась довольно долго. Сначала на метро, потом на автолайне для посетителей антикварного салона. Илларионова там не оказалось: он, конечно, приедет на своем пошлом серебристом «Порше».

Примерно через четверть часа Эмма вышла из автолайна и направилась по дощатому помосту к белым шатрам, раскинутым посреди огромного зеленого поля. В автолайне ее разморило, захотелось спать.