Она ворочалась и довольно вздыхала во сне, примостившись у него на груди. Мягкие, точно шелк, пушистые волосы щекотали ему подбородок. Во сне она забывала, что следует держать его на расстоянии, и ему это так нравилось, что Лахлан старался покрепче прижать ее к себе, – разумеется, чтобы не упала ненароком.
Она ведь могла ехать с кем-нибудь другим, однако наутро после ночного происшествия, когда они все стояли возле коней и решали, кто с кем поедет, он, к собственному удивлению, велел ей садиться к нему. И вовсе не потому, что Белла хотела ехать с Маккеем, будь он неладен! И уж точно не потому, что сама мысль, что до нее дотронется кто-то другой, была ему невыносима. Просто ему не улыбалось целый день уклоняться от дурацких заигрываний Мэри Брюс. Кроме того, у графини еще болела лодыжка, а другой всадник мог об этом и забыть.
Только вот знай Лахлан, как тяжело ему придется, когда его рука долгие часы будет обнимать ее талию, когда ее невероятно соблазнительные груди будут подпрыгивать в такт бегу коня, мог бы и передумать.
Лахлан не понимал, что с ним: грудь переполняли незнакомые доселе чувства. Господи, ну почему именно ему встретилась эта женщина? Сейчас, когда ее щека покоилась у него на груди, гордая графиня казалась такой беззащитной… Сон смягчил смелые черты, на висках пушились легкие завитки светлых, почти белых волос, длинные изогнутые ресницы казались еще темнее на фоне молочно-белой кожи.
Это стеснение в груди – чем бы оно там ни было – очень тревожило Лахлана. Проклятье! Он начинал чувствовать себя ее защитником и покровителем.
К счастью, это чувство тут же улетучилось, как только она проснулась и устремила на него сияющий взгляд. Лахлану это совсем не понравилось, потому что из-за этих глаз он терял контроль над собой. Рядом с ней он не мог ясно мыслить, что было опасно для всех. Нужно было что-то делать. Очевидно, он потерпел поражение, пытаясь побороть желание, сводившее с ума.
Слишком долго это продолжалось. Нужно найти способ избавиться от этого наваждения.
Белла как будто почувствовала, что занимает его мысли, спина ее напряглась, и она попыталась отстраниться.
– Мы приехали? – взглянула на него Белла.
– Да, – стараясь не замечать, как близко ее губы, ответил Лахлан. В ее глазах он видел еще что-то. Благодарность, понял Лахлан, когда она сказала:
– Благодарю.
Незнакомое чувство в груди шевельнулось опять, и он резко отвернулся.
– Рано меня благодарить.
– Что вы имеете в виду?
– Англичане так легко не отступятся. Вполне возможно, они уже мчатся сюда.
Она вздрогнула всем телом, и он почти пожалел, что высказался без обиняков. Но скрывать от Беллы правду не значило уберегать ее от опасности. Графиня должна знать, что они противостоят самому могущественному, коварному и мстительному королю, которого обуяла жажда крови.
Белла Макдуфф нажила себе смертельного врага, когда возложила корону на голову Роберта Брюса. Стоило ли оно того, черт подери?
Хоть дневной свет и померк, Лахлан ясно видел на ее лице страх и тревогу.
– Но у нас по крайней мере будет передышка: они же найдут нас не сразу. Вы ведь сказали, что они пока не напали на наш след.
– Им нужен Роберт, за ним они и последуют на запад, – успокоил ее Лахлан, умолчав о том, что думал на самом деле.
Эдуард будет мстить не только королю. Если англичане обнаружат, что женщины отделились от армии, то бросятся в погоню и за ними. Более того: замок Килдрамми, расположенный в стратегически важном месте слияния дорог, ведущих на север, в графства Бьюкен и Атолл, был сам по себе лакомым призом даже без перспективы захватить королеву и Беллу.
Похоже, ему удалось убедить ее, что им ничто не угрожает, и по тропинке, что, петляя, поднималась к Килдрамми, они ехали молча. Замок стоял на возвышении, окруженный глубоким рвом спереди и обрывистым берегом реки сзади – естественная линия обороны, практически непреодолимая, если учесть еще и мощь замковых укреплений. Высокие толстые стены венчали многочисленные башни, чтобы защитить замок от захватчиков, если те смогли бы преодолеть ров. Массивная дозорная башня, которую называли Снежной, высотой в несколько этажей, охраняла главный вход в замок. Наступили сумерки, но до темноты было еще далеко, и деревенским жителям вроде рановато заканчивать дневные труды, однако местность казалась вымершей.
Напряжение буквально витало в воздухе. Лахлан выслал Гордона вперед предупредить Найджела Брюса об их прибытии, иначе их ожидал бы поднятый мост, запертые на все засовы ворота и многочисленные лучники у бойниц в башнях.
Наконец, миновав ворота, они очутились во дворе замка. В унылой толпе, вышедшей приветствовать их, Лахлан отыскал глазами Гордона, но тот покачал головой.
Проклятье!
Лахлан быстро спешился и помог спешиться Белле, чтобы не задела поврежденную лодыжку, хотя та, кажется, успела зажить.
После того как поприветствовал невестку, сестер, племянника и Беллу, Найджел Брюс повернулся к Лахлану и протянул руку.
– Макруайри!